Никакой политической роли исламской общины в России как не было, так и нет. Есть два фактора.
Первый — роль Рамзана Кадырова, который с санкции Кремля уже давно сдепал заявку на роль защитника всех мусульман в мире — от Палестины до Южно-Сахалинска (где суд признал было экстремистским коранический текст, но тут появился Рамзан как Deus ex machina). По сути, он конкурент не многочисленных российских муфтиев, а Эрдогана, этакого современного султана-халифа, защитника правоверных. Только с российским паспортом и личным доверием Путина (у которого Эрдоган после сбитого самолета из доверия вышел, несмотря на последующее потепление межгосударственных отношений).
Именно Кадыров может организовать и митинг в Грозном (на который, по официальным данным, собралось чуть ли не 80% населения Чечни), и акцию у посольства Мьянмы. Никакого страха полиции перед несколькими сотнями московских чеченцев нет — есть исполнение вполне ясных и четких указаний. Если завтра примеру Кадырова попытается последовать любой другой исламский деятель, то его судьба будет печальной. Впрочем, это маловероятно — правила игры понимают все.
Проблема в том, что все влияние султана-халифа нашего королевства основано на системе личных неформальных отношений. Отсюда и целый набор рисков в том случае, если существующая система начнет меняться. От реального «отвязывания» Кадырова до трансформаций внутри исторически плюралистичного чеченского общества.
И фактор второй. Складывается ощущение, что решаются определенные проблемы в отношениях с Китаем. Так что, с одной стороны, Путин в очередной раз едет в Пекин (так что русский с китайцем как и раньше — братья навек), а с другой, Россия вполне может воздержаться при следующем голосовании по Мьянме в Совбезе ООН. У Китая все равно остается право вето, так что сути дела это не меняет. А акцент можно расставить — мол, в 14-м году Китай за Крым не голосовал, ну и мы сейчас самость покажем по периферийному для Пекина вопросу. Тем более, что эта самость — следствие, разумеется, давления снизу, со стороны общества.
Это как Сталин в переписке с Черчиллем ссылался на то, что журнал «Война и рабочий класс», критикующий британских союзников — издание советских профсоюзов, которые имеют собственное мнение по вопросам внешней политики. Но было бы наивно предполагать, что товарищ Шверник мог самостоятельно критиковать правительство Бадольо как ущемлявшее права итальянских пролетариев.
Алексей Макаркин, политолог