Конец эпохи Эво Моралеса, судя по всему, знаменует качественный переход Боливии в новую фазу развития и конец прежней фазы архаичного индейского социализма.
Вообще, когда наши леваки заламывают руки про «цветную революцию» и проамериканских реакционеров, они, как обычно, просто слабо знакомы с предметом обсуждения. Рыбки гуппи с минутной памятью — все, как всегда.
Парадокс Боливии в том, что все без исключения ее предыдущие власти были именно левыми. Разной степени левизны и с весьма разной спецификой. Реальный фашизм в Боливии был только один раз — в начале 70 годов. Но даже он был откровенно с левым уклоном, и, кстати, именно при боливийских фашистах экономика Боливии совершила резкий рывок, были созданы новые отрасли, рост достигал 5-7% в год. Естественно, за счет тотального отказа от социальных расходов, но касалась эта практика в основном коренного населения — индейцев. Социальные гарантии белому меньшинству при фашистах были весьма впечатляющими.
В тридцатые годы левые Боливии восторгались одновременно и Советской Россией и Гитлером, внедряя у себя практики тех и других — в общем, эклектика социализма в боливийском исполнении зашкаливала всегда.
В конце XX века стал набирать силу индейский социализм — поначалу он был воспламенен идеями перуанской «Сендеро Луминосо» — откровенно людоедского движения леваков-индейцев со сложной постмаоистской риторикой и практиками, весьма близкими к Пол Поту и Иенг Сари из Кампучии, которых «Сендеро» считала своими ближайшими соратниками. «Луминоса» провозглашала тотальный геноцид неиндейского населения и была большой головной болью для перуанских властей. В Боливии это движение приобрело чуть менее зверский характер, хотя точечные эксцессы были не редкость, а на рубеже 80-90 годов в Боливии действовала даже партизанская армия имени Тупака Калари, идейно близкая к «Сияющему пути — Сендеро Луминосо».
Эво Моралес — представитель именно индейского социализма, ориентированного в глубокое индейское прошлое. В славные времена Инкской империи. Чем-то Моралес близок по духу к ваххабитам, которые тоже выступают за возрат к благостным временам праведных предков — современников Пророка. Когда трава была зеленее, девки толще и вообще вокруг было благорастворение в воздусях. Индейские ваххабиты шли к власти долго и упорно. Для Латинской Америки власть индейцев — нонсенс, так как коренные народы очень специфически воспринимают саму концепцию государственного управления, а потому социальные лифты работают для коренных народов крайне избирательно и весьма точечно. Однако именно в Боливии индейцы смогли воспользоваться кризисом и последующим крахом традиционной политической элиты начала нулевых годов XXI века, и движение Моралеса МАС, вообще-то говоря, левым было только по названию, а генезис его можно проследить от осколков профашистской Фаланги, индихенистских (политических индейских) полутеррористических группировок, союзных «Сендеро Луминосо» и представлявших остатки партизанской армии имени Тупака Калари, профсоюзов кокальерос (производителей коки). МАС организационно продолжил созданную Моралесом «Ассамблею суверенитета народов» — сетевую полутеррористическую индейскую группировку, исповедующую принцип непререкаемого повиновения своему каудильо — именно Моралесу.
В общем, Моралес — это не какой-то индейский дикарь с гор, а вполне зрелый политик, сознательно занимавший именно маргинальную позицию по отношению к правящему в Боливии классу. Он ждал своего часа — и дождался, когда творец «боливийского чуда» Лосада не сумел повторить свой успех середины 90-х годов и не вытащил Боливию из очередного кризиса, который носил в 2003-2005 годах название «газовые войны».
Практика пришедшей к власти МАС, тем не менее, была вполне левой — Моралес быстро национализировал все доходные экспортоориентированные отрасли промышленности (в первую очередь нефть и газ, причем нефти в Боливии кот наплакал, а вот газа более чем прилично — он даже экспортируется в Аргентину и Бразилию). Массированные социальные программы, направленные в первую очередь на индейское население, с одной стороны, стимулировали потребительскую активность и запустили внутренний рынок (хотя Боливия была и остается самой нищей страной Латинской Америки — хуже нее выглядит только Гаити, находящаяся в перманентной катастрофе. Даже сегодняшняя Венесуэла имеет лучшие показатели экономики, чем Боливия.) Тем не менее в относительных цифрах боливийская экономика выглядит очень неплохо — рост под 5% — самый высокий в Латинской Америке. Но понятно, откуда эти показатели — «эффект низкой базы». С другой стороны — потребительский бум стимулировал чахлую, но тем не менее существующую внутреннюю производящую промышленность — в первую очередь, аграрный сектор.
Несмотря на левую риторику, Моралес весьма неплохо балансировал левые практики с принципами либерализма, чем, кстати, заслужил вполне либеральную премию «CNN-деньги», которой награждают приверженцев именно либеральных ценностей.
Перечень достижений и умелых действий Моралеса можно было бы продолжать довольно долго — это весьма нетривиальный политик и вполне умелый аппаратчик. Но специфика архаичных форм организации социума (а Моралес придерживался именно архаичной концепции устройства социума) идет вразрез с идеями развития.
Моралес смог накормить народ Боливии, уменьшив вдвое число нищих и бедных людей в стране. Но делать их зажиточными он не спешил. Проблема в том, что зажиточное население — это новая ступень развития социума. Когда люди перестают быть голодными, они начинают хотеть свободы. Они начинают хотеть странного. А вот этого архаичный социализм Моралеса принципиально обеспечить им не мог.
Моралес управлял Боливией как своей «Ассамблеей суверенитета народов», где была полная демократия, но при жестком условии безоговорочного подчинения единственному лидеру — самому Моралесу. Иного индейская психика не могла принять. Именно поэтому перед Моралесом никогда не стояла проблема воспитания и продвижения преемника — принцип единственного и неповторимого вождя племени исключает институт преемничества. Отсюда и третий срок Моралеса, здесь же и причины четвертой попытки возглавить страну.
Однако индейский социализм перестал устраивать даже индейцев — неплохие социальные программы Моралеса, вытащившие немалую часть хронически нищего индейского населения из кромешной нищеты, создали пусть и плохонький, но вполне многочисленный индейский средний класс. С совершенно иными интересами, выходящими за рамки той архаики, которую строил Моралес. Плюс белое меньшинство креолов как было несогласно с приходом во власть индейца, так и не воспринимало Моралеса в качестве легитимного президента. Законного — да, но отнюдь не легитимного.
Российский МИД и наши леваки привычно взвыли сегодня про «цветной переворот» и кровавую руку госдепа. МИД — понятно, российский режим отрабатывает охранительскую стратегию тотальной мертвечинной стабильности (Вы что, хотите как на Украине (Париже, Боливии, Чили — нужное подчеркнуть)?). Российские же леваки (точнее, считающие себя по недоразумению левыми) в массе своей просто глупы и невежественны. В Боливии произошел вполне классический сюжет, когда намертво застывший в своем развитии руководитель становится тормозом для своих собственных успехов. Таким был Каддафи, первые лет пятнадцать двигавший Ливию в развитии, а вот остальные четверть века занимавшийся только тем, что цеплялся за власть любой ценой. Та же история повторилась и в Боливии: Моралес был неплохим и даже прогрессивным лидером — первое время. Однако он же себя и похоронил — тем, что перестал соответствовать своим собственным достижениям. Пришло время уходить. Технически он мог повторить успех Каддафи и даже попытаться противостоять неизбежному. Но в конце его наверняка ожидало бы очередное «вау!» при просмотре его славной кончины. Будучи весьма неглупым человеком, он решил эту часть обязательной программы просто не откатывать.
Прочитать оригинал поста можно здесь.