Отец Всеволод Чаплин: такой у него был крест

После кончины протоиерея Всеволода Чаплина правило не говорить плохо о недавно умершем, новопреставленном, оказалось неожиданно легко выполнимым. Даже явно «по другую сторону баррикад» нашлись хорошие слова. А уж, казалось бы, какие баррикады! Какая пропасть разделяла оппонентов…

В самом деле, покойный о. Всеволод представлял крайне правое, «фундаменталистское» крыло Русской православной церкви. Трудно подобрать более удачное выражение, нежели слова протодьякона Андрея Кураева: «из огромного лего-конструктора православных текстов он собрал паззл „богословия смерти и ненависти“, этакого термоядерного православия».

Сам покойный многажды делал заявления, от которых у прогрессивной части общества должны были волосы дыбом вставать. Он говорил о невысокой ценности человеческой жизни по сравнению со святынями, и утверждал, что Бог часто уничтожал людей за разные провинности. Он прямо прогнозировал, что большинство людей попадет в ад. Он призывал не бояться войны, в том числе ядерной, и добавлял, что жителям Москвы и Петербурга стоит причаститься перед атомной бомбардировкой, а провинция проживет без развратных столиц.

При этом Чаплин одобрял церковные роскошества, полагая раззолоченные облачения свидетельством «торжествующего и царствующего Христа». А обличая либералов и интеллигентов, демонстративно проявлял терпимость к средневековым исламским обычаям, таким как женское обрезание. И уж, конечно, выказывал себя сторонником авторитарной власти, «имеющей право на абсолютное помилование или на абсолютно жесткую кару» (но куда чаще высказывался в пользу жестких кар).

И вот, при таком-то джентльменском наборе «красноречивого черносотенца» — так и не смог о. Всеволод никого заставить себя всерьез ненавидеть! Ни ненавидеть, ни презирать. Даже если и хотел — все равно не смог. Те, кто писал в эти дни о покойном, разглядели в нем доброе лицо. Почти все (в том числе и суровый к нему Кураев) нашли в нем достоинства, и это ни у кого не выглядело притворством.

Так иногда бывает. Хочет человек казаться злым и жестоким — а не получается. «Он пугает, а мне не страшно». Современная эпоха лишь усилила, активизировала эту игру различных масок.

А «лиц» у Всеволода Анатольевича Чаплина всего-то за 51 год земной жизни было несколько. Юноша из интеллигентной столичной семьи, он начинал скорее как либеральный христианин. Сделал завидную карьеру в Патриархии, став по сути ее «замминистра иностранных дел». И всего четыре года назад был низвергнут с этих высот, дабы возглавить фундаменталистскую «оппозицию справа». А теперь вот внезапно умер от сердечного приступа на крылечке своего нынешнего храма — небольшого, по размерам похожего на место ссылки оппозиционера, но в самом центре Москвы, у Никитских ворот, где крещен был великий полководец Суворов.

Стены этого храма «лопались» от желающих проститься с батюшкой. Отпевание возглавил секретарь Патриарха и благочинный центрального округа Московской городской епархии протопресвитер Владимир Диваков, сослужали ключарь Храма Христа Спасителя протоиерей Михаил Рязанцев, очень известные священники Димитрий Смирнов, Николай Балашов и Владимир Вигилянский, присутствовало море духовенства.

Затем, на гражданской панихиде в ритуальном зале Троекуровского кладбища, возникла полемика, удерживаемая в рамках приличий, которые накладывает траур. Организатор похорон, общественный деятель, историк, замминистра иностранных дел в первом ельцинском правительстве Федор Шелов-Коведяев (никак не «крайне правый») жестко отметил практически полное отсутствие помощи со стороны официальной власти, как государственной, так и церковной.

На это резко возразил (не называя фамилии Шелова-Коведяева) другой оратор, председатель Ассоциации православных экспертов Кирилл Фролов. «На всенощной и отпевании было около шести архиереев, — напомнил он. — Было все руководство отдела по взаимодействию с обществом и СМИ. Отпевали настоятели крупнейших московских приходов, включая настоятеля Храма Христа Спасителя. И говорить, что он это делали вопреки благословению Патриарха — это просто клевета».

Однако «организационные разногласия», что называется, меркли перед лицом некоей «симфонии» голосов представителей весьма разных слоев общества в том, что касалось самого усопшего. Вот что поистине удивительно: друг за другом у гроба выступили один из самых либеральных экономистов Владимир Мау и его тезка Владимир Квачков, тот самый мятежный полковник, что сидел в тюрьме за покушение на Анатолия Чубайса.

Выступление Мау, правда, было предельно коротким: он рассказал, что знал Чаплина более 25 лет и всегда поражался его парадоксальности. Квачков говорил чуть дольше. Со своей позиции он охарактеризовал Чаплина как «богослова, который очень хорошо понимал, что в существующем положении, с существующей традицией нам не найти выхода из той катастрофы, к которой сейчас идет наша страна, государство и церковь, и искал пути выхода из национальной и церковной катастрофы, в том числе, принял идеи русского христианского социализма».

Недолгий список выступавших изобиловал «романтическими» названиями организаций. Первый вице-предводитель Всероссийского дворянского собрания Александр Королев-Перелешин назвал Чаплина «традиционалистом и легитимистом», способным объединить самых разных людей во имя соработничества. «Общаясь с друзьями, о. Всеволод мог на ноутбуке организовывать встречи на самом высоком дипломатическом, международном и российском уровне», — рассказал Королев о карьерных годах покойного.

«Во мне борются два слова, два наречия: „красиво“ и „рано“, — сказал лидер православного движения „Сорок сороков“ Андрей Кормухин. — „Красиво“ мне говорит мой внутренний православный человек, „рано“ — эгоизм общественного деятеля. Который, как многие из нас, не успел доехать, спросить, узнать».

Кормухин рассказал, как в начале «нулевых» лет занимался бизнесом и работал недалеко от Данилова монастыря. «Я был уже многодетным отцом, хотелось сэкономить, и я договорился и ходил в столовую монастыря, — поведал он. — Там я ни одного священника не видел, кроме отца Всеволода. И понял, что это наш народный батюшка». (Видимо, кормежка была скромной).

«Когда после неудачного восстания в Харькове мы вынуждены были спасать свою жизнь и оказались в Москве буквально с одними паспортами, отец Всеволод проявлял живое деятельное участие в жизни политэмигрантов», — рассказал лидер харьковского движения «Русь триединая» (сепаратисткого, по западнической шкале) Сергей Моисеев. Он же поведал, что о. Всеволод некоторым образом нарушил закон, обвенчав дочь и зятя самого Моисеева, которые не были расписаны. «Он жил по закону любви, которая выше формального закона», — настаивал выступавший.

А вот что рассказал Кирилл Фролов: «В начале 1990-х годов молодым научным сотрудником я начитался статей Сережи Носенко и думал, что митрополит Кирилл является экуменистом и предателем православия. На конференции я познакомился с отцом Всеволодом, и он меня пригласил в Отдел внешних церковных связей. И я убедился, что будущий Патриарх является ревнителем православия, который использует контакты с еретиками, чтобы они стали православными. Когда отец Всеволод пережил отставку, у него было два пути. И я делал все усилия для того, чтобы он не ушел в диссиденты. Не превратился в обиженного миссионера Кураева. И в отце Всеволоде победил русский пастырь-патриот».

За этими выступлениями встают не только моменты из жизни о. Всеволода, но и личности ораторов. Уместно упомянуть краткую речь (вообще, там никто не злоупотреблял временем) одного из друзей юности покойного. «Как увидишь заголовки „Осиротели рокеры, хиппи, коты и друзья Пушкина“ — подумаешь: а ведь вправду! — заметил он. — И я был рокером, искал Бога, был у старообрядцев на Преображенке, где меня застал о. Всеволод и вывел к вере. Он тогда не был еще никаким „отцом“, только-только школу закончил».

Вот эту картинку — пассионарный юноша Сева, сам вчерашний школьник, «подбирает» где-то у старообрядцев другого богоискателя, который старше его на несколько лет — вполне способны вообразить те из нас, кто застал богоискательство и вообще «пути исканий» молодых и не очень молодых людей в период 1980-х и 1990-х. «Осиротел мир кошек и рокеров — так! — подтвердил еще один выступавший, и ныне рок-музыкант. — Он был единственной ниточкой, которая связывала мир неформальной, но чистой и откровенной музыки с миром официальной Русской православной церкви».

Можно сказать, что не так уж оригинален был Чаплин. Путь «из либералов в консерваторы» типичен для великого множества людей, условно говоря, «от Александра Первого до Юнны Мориц». Это и путь самого Патриарха Кирилла, от которого когда-то ждали чуть ли не православной Реформации, и который в последние годы показал настоящую авторитарную хватку.

Чаплин пошел дальше Кирилла. Его ранняя смерть отказала нам в возможности увидеть, удалось ли бы ему организовать действительно фундаменталистское, черносотенное движение, сколь далеко бы это зашло. Этим путем пойдут другие, за которыми мы и будем наблюдать. В Чаплине же все или почти все хотят в эти дни видеть прежде всего искреннюю и мятущуюся душу.

Андрей Кураев, современник покойного, который шел как раз противоположным и редким путем «из консерваторов в либералы», выставил в своем блоге фото пожелтевшего газетного листка, явно из 1990-х годов, со статьей и фотографией очень молодого и стройного Всеволода Чаплина.

«Что же происходит сегодня? Похоже, что нравственная память верующих оказалась недолгой… — писал тогдашний Чаплин. — Охранительство, тем более, обороняющееся наступлением — мировоззрение не евангельское, не христианское, не православное… Восстановленные на райкомовские деньги храмы снова опустеют, а на уроках Закона Божия школьники будут колошматить друг друга ненавистным катехизисом».

Вот, оказывается, какие тревоги вызывала у знающих людей ситуация уже тогда, в «голодную, зато свободную эпоху». «Кто убил этого юношу?» — гневно спрашивает Кураев. И отвечает: «Чудовище по кличке Система убило талантливого юношу уже к середине 1990-х, а до 2020 года доживал циничный игрун».

Но есть куда более мягкие отклики из демократического лагеря. «С о. Всеволодом Чаплиным мы были несогласны почти по всем пунктам, — свидетельствует демократический православный публицист Андрей Дестницкий. — Но он был живой, он был много больше и глубже той маски, которую он надел и которую на нем радостно зацементировали СМИ. Ему были интересны люди, и он очень многим людям помогал».

«Умер Всеволод Чаплин, — скорбит писательница Мария Арбатова. — Совсем молодой человек, с которым мы идеологически враждовали, но при этом безмерно уважали друг друга много лет».

«История не пощадила консерваторов. Чекисты сделали из них отбивную котлету и выкинули на задний двор, — рассуждает либерал-международник Александр Морозов. — Одновременно они оставили попам гигантский коридор для укрепления „церковно-политического ритуала“, и в этот византийский коридор затянуло всех, кто в 90-е как-то разумно мыслил себе место Церкви в обществе».

На другом, консервативном, полюсе, стоит отметить отклик писательницы Елены Чудиновой: «Умер отец Всеволод. Человек, наворотивший огромное количество ошибок, столь нелепых, что они казались порой фантастическими. А я хочу вспомнить хорошее. Как мы втроем (отец Всеволод и мы с мужем) сидели в каком-то грузинском кабачке, на открытой веранде. Там еще вино подавали не в бутылках, а в кувшинах».

И еще одну реплику младо-консерватора Дмитрия Ольшанского: «На лавочке у своего храма вдруг умер отец Всеволод Чаплин. Ужасно его жалко. Хотя сам отец Всеволод, несомненно, сказал бы, что нечего носиться с земной жизнью, не надо ее слишком ценить, он вообще был враг светского сентиментального либерализма. Ну, значит, не его жалко, а его прихожан, всех, кому с ним было интереснее, чем без него. В нем было столько намешано».

Леонид Смирнов