«Трудно говорить с обществом, которое верит во всякую чушь»

Нынешняя пандемия поставила ребром один из вопросов, который вызревал уже многие годы: о судьбе научно-популярного просветительства. На эту тему прошел дистанционный круглый стол в фонде Егора Гайдара.

«Наука в моем лице в Facebook всякий раз проигрывает, — рассказал широко известный в научных кругах человек, доктор биологических наук, вице-президент и директор Центра наук о жизни „Сколтеха“ Михаил Гельфанд. — Что бы я ни написал, у меня будет тысяча лайков, а у какого-нибудь человека, который напишет, что все сварили в кастрюле в Ухане, будут десятки тысяч».

«Если бы наука ездила в фургончике и раздавала всем лекарство, было бы наоборот. Но лекарства нет, — признал ученый. — И вот — „холерный бунт“ мы наблюдали во Владикавказе в классическом виде».

«Это в значительной мере следствие интернета и Youtube, — добавил также Гельфанд. — Когда какая-нибудь девочка, придумавшая себе диплом Сингапурского национального университета, начинает давать медицинские советы. Людей жалко».

«В 1990-е годы компьютерные сети позволили человеку говорящему существенно потеснить человека пишущего, — согласился сопредседатель оргкомитета премии „Просветитель“, литературный критик Александр Гаврилов. — Если раньше тот, кто написал статью, а лучше книгу, а лучше всего — популярную книгу, автоматически овладевал дискурсом, то сегодня любой, кто способен открыть рот, оказывается некоторым образом наравне с тем, кто потратил годы на то, чтобы что-нибудь сформулировать».

«Полифония мнений в соцсетях обычного человека загоняет в некоторое недоумение, — подтвердил профессор факультета социальных наук Высшей школы экономики Роман Абрамов. — У меня в окружении есть ковид-диссиденты. Это несет в себе риски для них и общества».

Сегодня, как подчеркнули участники дискуссии, «неразумные идеи обычно более популярны», и наоборот — разумные решения, которые предлагают технократы, часто совершенно непопулярны — ведь карантин столь обременителен и разорителен.

Разговор, однако, двинулся вглубь веков, постепенно переходя к тому, «как жить, когда нас не слушают». Как напомнил Роман Абрамов, сам термин «просвещение» родился в ходе большой научной революции, которая происходила в XVII—XVIII веке. И весь XIX век идея прогресса и просвещения как бы жила себе жила…

«Первые большие вопросы были поставлены в Первую мировую войну и после нее, — рассказал Абрамов, — когда интеллектуалы стали выступать с алармистской позицией: появился массовый человек, подверженный влиянию желтой прессы! И это первый закат Европы. Во многом они предчувствовали рождение тоталитарных режимов, где был некоторый элемент просвещения как некоей идеологической работы. В СССР у нас было министерство просвещения».

Михаил Гельфанд добавил, что классический «научпоп» состоял из рассказа о том, какая наука замечательная. Если посмотреть кино 1960-70-х годов: «Девять дней одного года», «Иду на грозу» — это про то, что есть чудесные ученые, которые делают что-то замечательно.

«Сейчас появилось новое направление, которое состоит не в оптимистическом рассказе про хорошую науку, а в злобном и мрачном отражении нападок на эту науку, — рассказал Гельфанд. — Объяснения: то, что видите в YouTube-каналах, газетах и телевизоре, — наукой не является, а является ничего не объясняющей ерундой. Что антивакцинаторы паразитируют на обществе, антиГМОшники — просто дурачки, гомеопаты — либо шарлатаны, либо искренне сумасшедшие, а их пациенты — ну, Господь им поможет».

Александр Гаврилов напомнил, что и в 1980-е годы интеллигенты верили в «доминирование экспертного знания, полную секуляризацию и т.д». «И вдруг 1990-е и 2000-е дали нам совершенно парадоксальное и никем не ожиданное движение, — продолжал литератор. — Когда на политическом уровне мы увидели бешеный всплеск национализма и регионализма, на идеологическом — тотальное и повсеместное возвращение религиозных практик и идентичностей. На уровне интеллектуальной повестки в большой мере уравнялись эксперты и дилетанты». По оценке Гаврилова, это вызвало к жизни совершенно новую ситуацию.

«В России мы наблюдаем крах экспертного знания, — ужесточил свою мысль Михаил Гельфанд. — Первое совещание президента с экспертами было откровенным позорищем. Второе — лучше, но каждый объяснял, что его вакцины самые хорошие. Связь между принятием решения и экспертным знанием, похоже, отсутствует».

По мысли самого Гельфанда, «в идеальном мире демократически избранный президент, понимающий свою ответственность перед избирателями, обращается к национальной академии наук, куда люди избраны на основе понятных и общепризнанных критериев». У президента есть советник по науке, выбранный из действующих ученых, но «со странным загибом», ведущим его в просветители.

В неидеальном мире, добавил ученый, все устроено ровно так же, только уровень компетенции советников, как и главных научных институций оставляет желать лучшего (по его мнению, такая ситуация наблюдается, в частности, в России).

«Виден контраст между двумя условными лагерями, — отметил редактор отдела экономики «Новой газеты» Арнольд Хачатуров. — Ангелой Меркель, которая сама ученый по своему бэкграунду, с диссертацией по квантовой химии, и которая на пальцах объясняет, что эти модели значат, и что будет, если карантин сдвинуть. И людьми типа Дональда Трампа, британского премьера Бориса Джонсона и президента Бразилии Жаира Болсонару, которые сначала никаких мер не принимали, а потом за несколько дней, получив данные из Имперского колледжа в Лондоне, радикально изменили свою позицию и ввели жесткий карантин. В Бразилии рейтинг у министра здравоохранения выше, чем у президента». Популистов среди глав государств, похоже, оказалось больше, чем технократов, из которых оратор выделил одну Меркель.

Простых выходов из ситуации никто не нашел. Ясно, впрочем, что просветительскую работу надо продолжать. «Вы не можете заниматься наукой в обществе, которое верит в какую-то чушь, — подчеркнул в данной связи Михаил Гельфанд. — Наука все равно существует на деньги налогоплательщиков, и она довольно дорогая. Это часть общественного договора. Ученый должен объяснять налогоплательщикам, что они правильно вложили свои деньги».

Леонид Смирнов