Posted 23 октября 2020, 16:46
Published 23 октября 2020, 16:46
Modified 30 марта, 13:07
Updated 30 марта, 13:07
Возвращение исторических названий улицам в маленькой Тарусе неожиданно вызвало большой резонанс. Коммунисты (причем разные — и обладающая главным партийным брендом КПРФ, и эпатажно-спойлерские «Коммунисты России») резко протестуют, рассматривая тарусскую историю как опасный прецедент. В этой истории есть несколько значимых аспектов.
Во-первых, местное самоуправление Тарусы поступило в рамках своих полномочий. И обращения к более высокому начальству с призывами одернуть депутатов и заставить их пересмотреть свое решение, выглядит диковато.
Во-вторых, есть традиционный аргумент — любые переименования — это неудобство для простых людей, которым надо менять документы. Но уже многократно говорилось, что массовой единовременной замены в таких случаях производить не надо — все происходит естественно и постепенно (человеку исполняется 20 или 45 лет, и он получает новый паспорт с новым штампом о регистрации). Но самое интересное в том, что когда недавно в Калмыкии глава республики Бату Хасиков предложил избавиться от илюмжиновского наследия и вернуть проспекту Остапа Бендера в Элисте имя красного командира Петра Анацкого, те же поклонники советской власти, разумеется, не приводили свой излюбленный аргумент про неудобство для граждан.
В-третьих, еще один аргумент — о неактуальности переименования в период борьбы с пандемией. Но дело в том, что при таком подходе любое время является неактуальным — всегда можно сослаться на более важные и действительно серьезные обстоятельства, будь то ремонт дороги или строительство школы. Но в случае с тем же самым Анацким (или аналогичных) о них тут же забывают.
В-четвертых, советские названия улиц в старом русском городке, бывшей столице небольшого удельного княжества, а в позднесоветское время — месте притяжения для несоветской интеллигенции, действительно выглядят неорганично. За столетие Урицкий, Володарский и Роза Люксембург, да и Маркс с Энгельсом остались чуждыми историческому укладу жизни. Сложнее с улицей Декабристов — некоторые из них на склоне лет жили в Калужской губернии и участвовали в освобождении крестьян. Но сохранение одного-двух названий выглядело бы «заплатой» на общем фоне, нарушающей целостное представление о городе. Поэтому при желании можно увековечить память конкретных связанных с калужской землей людей иными способами. Например, чтобы в городе появился благоустроенный сквер Декабристов с указанием (с помощью стенда или небольшого памятного знака) на то, что он назван не в честь абстрактных для города людей, восстававших в далеком Петербурге, а конкретных Оболенского и Свистунова, совершивших полезные дела для местных жителей. Равно как места, связанные с именами тарусских князей Федора и Мстислава, павших на Куликовом поле.
И в-пятых. Вряд ли коммунисты получат большую общественную поддержку — поэтому им придется апеллировать к необходимости общественного согласия и учета мнения каждого, особенно ветеранов (под которыми понимаются уже не герои войны, а невоевавшие люди, прожившие большую часть жизни в советское время). Требование консенсуса свойственно и нескольким жильцам дома в Петербурге, снявших таблички «Последнего адреса» — проекта, увековечивающего память о погибших в годы репрессий. Для любой «государственнической» субкультуры быть в меньшинстве психологически крайне дискомфортно — но со сменой поколений эта тенденция будет усиливаться, причем не только в вопросе о переименованиях.
Алексей Макаркин, политолог