«Уличный театр набирает популярность в России»

Как стать актером уличного театра и с какими трудностями сопряжена эта работа, «Росбалту» в рамках проекта «Петербургский авангард» рассказала Анна Шишкина, худрук театра «Странствующие куклы господина Пэжо», который 27 мая выступит на Дворцовой площади.

— Ваш коллектив представляет культуру карнавала, гротеска и буффонады. Чем уникальны уличные театры в профессиональном плане?

— Уличный театр — это совершенно другие принципы режиссуры и сценографии. В том числе это определяется и физическими параметрами. Ни один театр не встречается на сцене с таким параметром, как парусность. Наши коллеги по игре — это ветер и солнце, и мы должны их учитывать. Независимо от школы и внутреннего актерского посыла, существуют определенные общие навыки уличного театра. Актер уличного театра — человек с очень большим инструментарием, универсал. Это значит, что он, во-первых, много умеет, начиная от жонгляжа и заканчивая танцем Буто, а самое главное — он быстро учится. Сценограф в свою очередь должен представлять специфику уличной декорации, художник по свету должен понимать, что такое паразитный свет. Да и сама по себе организация площадного пространства, пространства парада или инсталляции, игра с архитектурными локациями города — особенное дело. Увы, в России до сих пор бытует мнение, что уличный театр — это девочка в подземном переходе, которая дудит на дудочке.

— Интерактивность для уличного театра — это основополагающее?

— Отнюдь. Это такой же инструментарий, как цирковые навыки, техника Буто или пантомима. Режиссеры и актеры сами вправе выбирать, пользуются они этим инструментарием или нет. В каком-то смысле режиссер уличного театра стоит перед оркестром и сам может выбирать инструменты, из которых строит партитуру.

— Что у вас первично: сюжет или актер-персонаж?

— Для меня актеры в театре — это все. Каждая маска фактически делается на актера. Самая большая магия происходит тогда, когда нерасписная маска и костюм одеваются на актера. Он начинает играть и оживляет все, в том числе может поменять до полярных полюсов своих персонажей! Актер — это призма, а маска — это увеличительная призма. Я не режиссер-марионеточник: когда вижу, что актеры начинают транслировать, тоже получаю опыт и информацию. Но доля свободы потом, конечно, заканчивается, потому что даже зоны импровизации не позволяют, чтобы актер нес отсебятину. Он должен провести линию. А сыграв один раз очень хорошо, должен все время находить инструментарий сыграть так же хорошо. Тем более умный актер не игнорирует события, которые постоянно происходят на улице — пролетающий самолет, проходящие корабли — он вплетает их в ткань спектакля, усиливая его основное звучание.

— Кто работает у Господина Пэжо? У актеров вашего театра есть образование?

— Почти у всех наших ребят есть образование, но не театральное. Иногда мы устраиваем кастинг, к нами приходят и профессиональные актеры, и студенты, и выпускники. Но за всю историю нашего театра только один раз выпускник школы драматического театра прошел кастинг. Потому что это совершенно другое ремесло и совершенно другие принципы. Человек, который прошел школу драматического искусства, очень редко может вписаться как минимум в темп игры и в темп реагирования. Кроме того, наш театр связан не только с улицей, он связан еще с маской. Сама по себе маска требует определенных внутренних навыков, плюс мы много играем интерактивов. Я бы сказала, это такая манипуляция людьми с определенными целями и задачами, в высоком смысле этого слова. Артистам с театральным образованием трудно полностью поменять систему мышления. Уличный театр — совершенно другая система мышления, «пэжо-style» — вообще определенная субкультура, объединяющая различные школы маски.

— К вам приходили и совсем непрофессиональные люди?

— Да. И даже кто-то из них проходил кастинг. Но пройти кастинг мало, потому что работа в театре — это не кружок, это очень тяжелая, полностью заполненная разными бытовыми вещами жизнь. Очень важно, чтобы человек нашел себя в театре не только как актер, но и как создатель спектакля. Вообще взаимоотношения между актером и маской очень непросты. По-настоящему играть, играть с большой буквы, может только человек, в котором в этот момент включается некоторый внутренний трикстер. Особенно это видно на кастингах, когда человек надевает маску, и ты вдруг понимаешь, что его «прет».

— Куда тогда податься человеку, который мыслит себя в уличном театре? Есть какие-то вузы, школы?

— Государственной школы не существует. Насколько я знаю, официальная муниципальная кафедра уличного театра существует в Турции. Это странно, потому что уличный театр там запрещен. В основном система образования по уличному театру очень архаична, знания передаются из рук в руки. Как правило, уличный театр — это вселенная, сочетающая в себе разнообразные школы, эстетические жанры и культуры. Обычно человек приходит в некий уличный театр и начинает учиться, потихоньку работать. Наши актеры учатся, но не попадая в другие театры, а просто контактируя с ними. Исключение представляет Россия, мне показалось, здесь гильдия не так открыта. В СПбГУКИ поднимался вопрос о создании кафедры уличного театра, и нас приглашали туда преподавать, но сейчас этот вопрос заморозился. Жаль, потому что это очень перспективно и очень нужно. Уличный театр в Европе переживает период стагнации, а в России только набирает популярность, это востребованное искусство, которое предоставляет возможность реализации самых удивительных проектов с самыми разными задачами.

— Вы выступаете не только на площадях, но и на корпоративах. В таких мероприятиях есть отличия? Некоторые артисты считают участие в частных праздниках чем-то грубым, далеким от искусства.

— Наши спектакли очень дорогие, и мы зарабатываем на этом деньги. Я не сноб, я не понимаю, почему богатые хуже бедных. Наш театр — театр балаганной, карнавальной культуры. Поэтому корпоратив — совершенное естественная творческая площадка для нас, где мы решаем интересные для себя задачи, требующие невероятного умения и мастерства. Это некая трикстерская культура, связанная с механизмами взаимодействия с человеком, которые принципиально отличаются от механизмов работы на площади. Совершенно другой формат, целая школа. И этому надо учиться, это расширяет актерский диапазон. На празднике очень много можно с человеком сделать, разбудить и затронуть самые скрытые струны его души так, что он даже не поймет, как это произошло.

— Получается, вы изначально закладываете смысл пробуждать и направлять людей?

— Вообще спектакль, на котором не плачут, — это проигранный спектакль. Но люди об этом догадываться не должны. Мы не развлекательный театр, но мы очень успешно мимикрируем под развлекательный. Это своеобразный метод, который мне очень удобен. Это такая хитрость, актерская и режиссерская подлость. Не все спектакли у нас такие, но большинство таких.

— Вы за авангардизм или за классику?

— Я за тот театр, который меня трогает. Я очень примитивный человек, мне кажется, что спектакль с большой буквы отличается от спектакля и перформанса с маленькой буквы тем, что человек выходит оттуда другим, в нем происходит какое-то качественное изменение. В любой форме может существовать то самое неизменное ядро, которое меняет человека. Очень хороший развлекательный спектакль тоже делает это, работая с такими легкими эфемерными материями, как смех, позитив.

— Отличается ли публика в России и за рубежом?

— Я ненавижу этот вопрос. Каждый раз спрашивая, люди сразу подразумевают ответ, что наша русская публика пока еще не готова. Но наша русская публика — это одна из самых лучших публик, начиная со времен перестройки.

— Устоялось мнение, что русские люди очень закрытые, серьезные…

— Ну и что? Что такое хорошая публика? Это не просто открытая публика, закрытая публика. Норвежцы вообще смотрят спектакли с каменными лицами. Хорошая публика — это публика, которая не ищет пустого развлечения. Моя самая нелюбимая публика — итальянцы и жители южной Испании. Очень шумный народ, которому очень трудно концентрироваться на предмете. Эта шумная, веселая, открытая публика в состоянии смотреть, но пристального внимания и внутренней работы в ней нет. Мы считаем эту аудиторию трудной. Как актеру узнать, получился спектакль или нет? По аплодисментам? Нет, зрители всегда аплодируют. Актер может снять информацию по моментам тишины. Добиться тишины на площади очень трудно, она всегда слегка гудит. И есть сцены, в которых актер понимает, что вот тут может или должна быть тишина. Он слушает эту площадь. Итальянцев или испанцев очень трудно заставить замолчать. А наши русские — это люди, которые ищут глубокого смысла.

Беседовала Эмилия Небоженко