«За каждый пандус отвечает конкретный чиновник»

В Петербурге 629 тыс. людей с инвалидностью. При этом безбарьерная среда создана далеко не везде. Законодательная норма о том, что новые здания и объекты после капремонта должны быть доступны для инвалидов, была введена только три года назад. После этого новые постройки стали проверять на доступность. А вот старые иногда оборудовать невозможно.

О том, как Смольный решает вопрос с созданием безбарьерной среды, почему детей с инвалидностью признают недееспособными и запирают в интернатах и зачем нужно было разваливать педагогическую составляющую детского Сурдоцентра, корреспонденту «Росбалта» рассказала вице-губернатор Петербурга Анна Митянина.

— Анна Владимировна, как реализуются права инвалидов в Петербурге?

— На первом этапе нужно обеспечить доступность. Там, где учреждение не обладает необходимыми техническими средствами, чтобы инвалид мог справиться самостоятельно, руководство должно обеспечить ему доступ и получение требуемых им социальных услуг, будь то услуги, оказываемые в МФЦ, учреждениях культуры, образования и т. д.

— Здравоохранение.

— Разумеется, оно на первом месте. Во всех учреждения руководители должны что-то предпринять: либо подъемник поставить, либо, извините, на руках донести. И если у инвалида возникают сомнения в том, что ему обеспечили доступ, у него есть все основания обжаловать действия в уполномоченный исполнительный орган — в зависимости от ведомственной принадлежности учреждения.

Сейчас в городе много программных документов, которые предусматривают мероприятия по обеспечению доступной среды. И 37 исполнительных органов, которые участвуют в их реализации. Самая большая проблема — это жилье. Дома тоже должны быть приспособлены. И если человек с ограниченными возможностями живет на пятом этаже хрущевки, то как ему обеспечить доступную среду? Только переселить его туда, где он будет способен добраться до квартиры самостоятельно.

— А кто это будет делать-то?

— Жилищные комиссии районов, которые должны индивидуально рассматривать каждый подобный вопрос.

Возвращаясь к учреждениям. На сегодня в городе обучены не менее 151 тысячи специалистов. То есть это не просто Мариванна, которая руку протягивает, а профессионалы, способные оказывать требуемую помощь инвалиду.

Из всей инфраструктуры у нас 4,5 тысячи объектов, куда может обратиться инвалид за получением услуги. Полная доступность только у 2,9%. Там, где меры по созданию доступности самой услуги приняты, 92% объектов доступной средой не обеспечены.

— Что это за объекты?

— Это почти все, что угодно.

— Вплоть до магазинов?

— Нет, школы, поликлиники, библиотеки. Что касается находящихся в частной собственности организаций общественного питания или торговли, то они также попадают под действующее законодательство, но полномочия органов государственной власти по понуждению их владельцев создавать доступную среду крайне ограничены.

С полной ответственностью могу заявить, что сегодня каждый подъемник и пандус имеет фамилию чиновника, который его установил — и фамилия эта известна. Поэтому, заглянув на сайт любого учреждения, которому подведомственны объекты, можно найти адрес, куда писать жалобу. И это будет сигнал в том числе и для меня о необходимости своевременно рассматривать претензии к доступной среде тех людей, которые в ней нуждаются.

Вы, наверное, знаете, что наш новый стадион тестировали люди с ограниченными возможностями передвижения. И в результате, когда проходил Кубок конфедераций, не было серьезной критики. Были мелкие огрехи по доступности, но сказать о том, что у инвалидов не было возможности попасть на игры, нельзя.

— Работодатель тоже несет какую-то ответственность за доступность среды?

— Конечно. И трудоустройство инвалидов — это отдельная забота власти. Сейчас есть некий «порок» системы — «мнимое» квотирование. Происходит оно следующим образом. От количества работников устанавливается квота — 2,5% к средней численности. Для них должны быть приспособлены рабочие места и трудоустроены люди. Но это на бумаге. Проверяем мы информацию о том, взят инвалид на работу или нет, по отчислениям в Пенсионный фонд. Если у работодателя на бумаге трудоустроен человек, а отчисления по выплатам не происходят, — это фикция, а не исполнение требований закона.

Есть статистика. В 2016 году за счет квоты трудоустроены 824 человека. А свободных мест в городе 2930. Что мы собираемся делать? Мы думаем над тем, не прописать ли нам в законодательстве подтверждение трудоустройства инвалида только после того, как заключен реальный трудовой договор.

Город субсидирует деятельность по созданию рабочих мест для инвалидов. То есть мы компенсируем затраты организации на создание и модернизацию рабочих мест.

— Здесь речь только о бюджетных учреждениях?

— О любых. Это обязанность организаций, численность которых превышает 100 человек. Абсолютные лидеры по этому показателю — сетевики. Но и учреждения социальной защиты принимают на работу своих пациентов. Есть интересные практики, где в основном работают инвалиды, например, учебное производственное предприятие 5 (УПП — 5), они выпускают электротовары; Комплекс реабилитации инвалидов «Контакт» — выпускает детские развивающие игры, бахилы для медицинских учреждений и мелкие электротехнические изделия. Учебное реабилитационное предприятие «Свет» (СПб УРП Свет) производит уличные светильники. Исторически сложилось так, что эти предприятия уже более 90 лет работают под руководством Санкт-Петербургского регионального отделения Всероссийского общества слепых (СПб РО ВОЗ).

— Рядом со словом «инвалид» часто ставят слово «дискриминация». Помните, в Петербурге был случай, когда в одной из школ Приморского района учительница запретила присутствовать на уроке первокласснице в инвалидной коляске?

— По информации комитета по образованию, девочка не является инвалидом. Накануне 1 сентября она сломала ногу. И встретилась с одноклассниками на школьной линейке. Мама вовсе не претендовала на то, чтобы ребенок остался на уроке. А то, что кто-то решил, что девочку не впустили в класс, — это неправда.

Что же касается интеграции детей-инвалидов в образовательный процесс в школах, то здесь нужно принимать во внимание следующий момент. Школа — это образовательное учреждение. Ребенок с ограниченными возможностями, без сопровождающего лица в школе находиться не сможет. И для того, чтобы он мог себя комфортно чувствовать на уроке, равно как и все остальные дети, ему нужен педагог-воспитатель и педагог-социальный работник. Вот этой категории работников в школах нет.

— Ее нет почему? Сами люди не идут, зарплаты маленькие, это бессмысленно?

— И желающих немного. И общество у нас до конца не готово пока к этому. Где-то есть позитивный настрой, детей учат доброте и милосердной заботе о ближнем, но не всегда и не везде, увы.

— Коли мы заговорили о детях, не могу не спросить о том, почему у нас такая история с интернатами? По словам волонтеров, в последнее время сложилась практика, когда воспитанников с ограниченными возможностями признают недееспособными. После этого они фактически оказываются запертыми в четырех стенах без всякой надежды на самостоятельную жизнь. Мы, например, рассказывали об этом на примере Якова из Павловска.

— Во-первых, что значит признают?

— Суд признает.

— А суд признает не абы как, а на основании судебно-психиатрической экспертизы. Этим пренебрегать ни в коем случае нельзя. И если у ребенка есть патологии врожденные и реабилитационный потенциал отсутствует, то он никогда не сможет жить самостоятельно. Те дети, у которых легкая и умеренная степень психических и физических повреждений, могут быть интегрированы в социальную среду. Но при соблюдении ряда условий. И главное здесь: постоянное обучение. Я такие практики видела — у нас три психоневрологических учреждения, которые имеют свои площадки для обучения детей социальным навыкам.

— Всего три?

— Всего три, да. Но и детей, которые могли бы самостоятельно жить, гораздо меньше, чем об этом говорят общественные организации. Я все-таки предпочитаю опираться на мнение врачей-специалистов.

Другое дело, что психоневрологические интернаты для взрослых действительно в большинстве своем сконструированы по советским нормам. Это огромные корпуса, где у людей нет индивидуальных условий проживания. Но, если говорить о тех, кто в силу патологий находится в особенно тяжелом положении, о чем постоянно говорят представители общественных организаций, то, конечно, для них нужны совершенно иные отделения милосердия во взрослых интернатах и особый уход. И первое такое отделение мы открыли в психоневрологическом интернате № 3. До конца декабря откроется подобное отделение и в ПНИ №10. Таким образом, уже в этом году мы создадим достаточное количество мест для этой категории пациентов в Петербурге.

— Волонтеры считают, что таких людей держат для того, чтобы интернат, грубо говоря, мог получать их пенсию по инвалидности.

— А факты-то какие?

— Зачем держать в интернате человека, который в принципе может себя содержать и вполне дееспособен?

— Понятно, но уровень его самостоятельности — это не взгляд волонтера или представителя общественной организации. Это взгляд профессионального медика и социального работника.

— Если смотреть в целом, как общество наше к инвалидам относится — что-то изменилось?

— Меняется. Даже если смотреть по количеству социальных акций и общественных движений, это говорит о повышенном интересе к проблемам инвалидов. Лет 10-15 назад такого не было.

— В марте петербургский cурдоцентр № 1, где дети с имплантами и слуховыми аппаратами учились слышать и говорить, перевели на ОМС. После этого в коллективе начались увольнения, срок реабилитации сократили. При этом в комитете по здравоохранению до этого заявляли, что переход на ОМС — это неплохо, чему возражали родители детей-инвалидов. Выходит, последние все же были правы? Какая судьба ждет сурдоцентр?

— Произошло там следующее. Поскольку это медицинское учреждение, нас фактически обязали изменить порядок его финансирования. Раньше это было государственное бюджетное учреждение, которое финансировалось по нормативу. Он определяется экономическим комитетом, а средства выделялись из бюджета. Это позволяло в уставе иметь различные сферы деятельности. Кроме лечения, это была реабилитация, педагогическое и социальное сопровождение и прочее. После того, как изменилось законодательство, мы были вынуждены внести изменения и в устав учреждения, сократив перечисленный функционал.

— То есть сурдоцентр не мог отказаться от перехода?

— Да, это не право, это обязанность. У нас есть тарифы, куда не входит ни реабилитация, ни педагогическая, ни психологическая адаптация — то есть, все то, что является следствием лечения. И сокращается, соответственно, количество времени, в течение которого ребенок может проходить лечение.

Безусловно, это проблема, которую я взяла на личный контроль. Изменения потребуют осмысления содержания деятельности и порядка финансирования учреждения, чем мы будем заниматься предметно. Я убеждена, что мы можем вернуть все эти направления деятельности по той простой причине, что у нас есть подобная практика, когда в социальном учреждении оказываются медицинские услуги и наоборот. Сам факт перехода на ОМС не должен лишать пациента права на оказание качественной и эффективной услуги.

— Но тот факт, что из сурдоцентра увольняют людей, разве не говорит о том, что эта система недостаточно эффективна?

— Мне кажется, что нужно рассматривать каждый случай отдельно. Нельзя сказать, что там увольняют всех.

— Сейчас большую популярность в мире набирают инновационные методы поддержки людей с ограниченными возможностями — к примеру, кибер-протезы. У нас есть организации или учреждения, которые разрабатывают или предлагают инвалидам что-то подобное?

— Есть. Исполнителем в рамках индивидуальной программы реабилитации является Фонд социального страхования. В том числе, у них заложены средства на приобретение протезов с внешним источником энергии. Это высокотехнологичная помощь — каждый протез может стоить свыше 1 млн рублей.

— Они закупаются где?

— По информации Фонда социального страхования, их изготавливают отечественные производители. Включение любых технических средств реабилитации (ТСР), в том числе и высокотехнологичных, в индивидуальную программу реабилитации или абилитации (ИПР или ИПРА) происходит в процессе медико-социальной экспертизы (МСЭ).

После прохождения экспертизы человек получает два документа: справку об инвалидности и ИПР (ИПРА). В форме этого документа есть раздел, посвященный ТСР.

— Как получить средства реабилитации, уже имея на руках ИПР (или ИПРА)?

— Пишется заявление: прошу обеспечить меня в соответствии с ИПР (ИПРА) таким-то средством реабилитации. Если, например, в наличии есть средства, подходящие по своим характеристикам для конкретного человека, то подбирается одно из них. Если их нет, то региональное отделение ФСС должно провести торги для закупки соответствующих средств реабилитации. При подаче заявления на получение средств реабилитации необходимо приложить к нему паспорт (для детей до 14 лет — свидетельство о рождении), доверенность и паспорт доверенного лица (если средства получает представитель инвалида) и ИПР.

Подать заявление на обеспечение средствами реабилитации можно в любом многофункциональном центре города (МФЦ), или направить в региональное отделение ФСС заказным письмом по адресу: 190000, Санкт-Петербург, BOX 1205. Можно подать заявление, не выходя из дома, с помощью Единого портала государственных услуг — www.gosuslugi.ru. Также можно обратиться непосредственно в Центр обслуживания Петербургского регионального отделения ФСС по адресу: Инструментальная улица, 3Б (вход с Аптекарской наб., 12). Часы работы: будние дни, с 09:00 до 18:00. Телефон для справок: 677-87-17 (работает без выходных, с 09:00 до 21:00).

Беседовал Илья Давлятчин