«Российская культура не может обойтись без бюрократии»

Владимира Фейертага без преувеличения можно назвать легендой российского джаза. Он первым в нашей стране написал книгу о джазе на русском языке: она вышла в 1960 году в издательстве «Музыка». Но задолго до этого события он руководил эстрадными и джазовыми коллективами. С 1966 года организовал в Ленинграде и других городах (Рига, Ярославль, Одесса, Донецк, Великий Новгород, Горький) джазовые филармонические абонементы и фестивали. С 1978 по 1992 год был художественным руководителем и ведущим ленинградского джазового фестиваля «Осенние ритмы». В 1990 году создал Ассоциацию джазовых музыкантов и менеджеров «Интерджаз», с помощью которой проводил ленинградские фестивали «Открытая музыка», организовывал фестивали в Калининграде, Мурманске и Витебске, а также отдельные концерты зарубежных музыкантов.

С 1995 года ведет две авторские программы на радио — «Пол-часа с классическим джазом» (радио «Петербург») и «У патефона Владимир Фейертаг» (радио «Россия»). Лауреат премии Уиллиса Коновера (радиостанция «Голос Америки», 1998 год). В 2013 года за большие заслуги в развитии отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность Владимир Борисович Фейертаг был награжден российским Орденом Дружбы.

Корреспондент «Росбалта» поговорил с ведущим фестиваля «Петроджаз», музыковедом Владимиром Фейертагом о моде и восприятии джаза, а также об отношениях музыки, власти и культуры.

— У вас есть наблюдения относительно того, что в программе прошедшего фестиваля больше всего понравилось публике?

— Очень трудно судить, о чем думает публика. Иногда это определяется деньгами: на какие концерты идут, на какие нет. А если фестиваль бесплатный, то как тут судить?

— Но ведь на «Петроджаз» не пойдут совсем случайные люди?

— Почему? Убежден, что заглядывает много случайных. Конечно, есть и те, кто идет специально на фестиваль и следит за ним годами. Но и среди них — единицы таких, кто проводит у сцены каждый день восемь часов.

— В прошлом году у вас была рекордная посещаемость, а сейчас…

— Надо учитывать, что из-за Чемпионата мира по футболу сроки фестиваля сдвинули, да еще он выпал на День военно-морского флота, на который как раз приехал президент, что вообще создает помеху движению в городе. Когда «Петроджаз» приходил в начале июля, людей было больше — тем более, и местные в это время еще не все уезжают за город.

— Наверняка на посещаемости сказался и запрет на проведение традиционной ярмарки — что вы думаете об этом?

— Это игры! Безобразные игры бюрократии! Одним можно торговать, другим нельзя. Будет фольклорный фестиваль — обязательно будет ярмарка. Я убежден, что нельзя организовать полноценный праздник за деньги, выделенные из бюджета. Торговля нужна. К тому же ярмарка — это ведь дополнительная реклама. Фестиваль недостаточно рекламируется: не было анонсов по телевидению, транспарантов на Невском проспекте. Это ведь огромные деньги. В деньги всегда все упирается. А у властей, кажется, есть сомнения, что и джазу нужно помогать наряду с другими явлениями культуры.

— Вы считаете, капиталистическая модель лучше подходит для культурных мероприятий и вообще развития искусства, чем господдержка?

— Насколько я знаю, во многих странах не существует таких институций, как Министерство культуры РФ. Конечно, есть всякие комиссии, фонды. В Музыкальном совете при правительстве ФРГ работают пять человек в двух комнатках. Они распределяют деньги, главным образом — среди любительских и студенческих коллективов. Хочет студенческий оркестр съездить в Африку — пожалуйста. Когда музыкант становится профессионалом, ему уже говорят: нанимай менеджера, иди работай.

В России мы пока не можем обойтись без этой гигантской бюрократии. Даже сейчас на фестивале несколько раз приходили полицейские, уточняли, законно мы тут или не совсем. Поэтому частных помощников у нас нет.

— В такой модели, как у нас, должно быть трудно молодым музыкантам — места «наверху» заняты, новой крови почти не поступает. Может ли «Петроджаз» стать площадкой, где открывают новые коллективы?

— Конечно, на «Петроджазе» многие вас увидят, кто-то запомнит, а кто-то потом увидит ваше название на афише и зайдет на ваш концерт. Но и помимо этого в городе есть конкуренция, живая клубная жизнь. Каждый пробивается, как может, у кого-то менеджер, у кого-то знакомые.

У нас несколько клубов вроде JFC или White Nights есть. С другой стороны — Филармония джазовой музыки — одно консервативное заведение должно быть в городе. То есть, сейчас у джаза в Петербурге нет особых преград и кризиса. Кому-то больше везет, кому-то меньше.

Что касается людей, близких к власти — великий пример Игорь Бутман, крепкий саксофонист, хоть и не первый в мире, как его назвал Клинтон. Он, знакомясь тут и там, всюду путешествуя, даже вступив в «Единую Россию» делает для джаза очень многое. Теперь к нему обращаются во всем мире. Так же и к Давиду Голощекину. И во всех странах есть такие знаковые, официальные фигуры, которые скорее полезны искусству. Конечно, если Голощекин дает интервью, он может резко высказываться по чьему-нибудь поводу, говорить, что это «не музыка». Но власти кого-то запретить у него или кого-то другого нет. Вас могут запретить только по экономическим и политическим причинам.

— Вернемся к музыке. Чтобы угодить такому количеству людей, которое собирается на открытой площадке, не приходится ли существенно упрощать программу?

— Нам ни разу не пришлось извиняться за плохую музыку. Другое дело, музыка может быть простой и сложной. Вот приезжали Plan Be, блюзмены из Норвегии — это любители, выступающие в клубе у себя в городе. Уровень не такой высокий, но приняли их хорошо. Они ведь играли искренне, для нас, а то, что они не виртуозы — кому это надо на такой площадке? Идеальных фестивалей не бывает, но публика довольна всегда. Понимаете, в театре зрители могут сказать: недовольны программой на два часа. А когда десять коллективов в день — другое дело. Ты танцевал, ты улыбался, ты купил мороженое — чего еще хотеть?

— То есть дело в самом событии?

— Конечно! При том что оно бесплатно. На фестивале музыка должна меняться, и визуально все должно меняться. Вот вы смотрели на хорошенькую женщину, теперь перед вами брутальный мужчина, потом одухотворенный юноша. Все разное, и все впечатления остаются.

Сам фестиваль как импровизация. Поэтому ни сложности, ни простоты бояться не надо — когда есть это разнообразие. Публика все «съест».

— Но нет ли страха потерять свою «фишку», когда программа становится настолько разнообразной, и кроме джаза играет еще много чего?

— В конце концов, это дело музыковедов, изучать, что там играло в какой-то момент: джаз, рок или фолк. Это все ерунда. Человеку важен эмоциональный момент в музыке. И лучшие вещи люди в любом случае узнают.

Конечно, при этом у каждого поколения свои кумиры, к тому же свои представления о ритме, энергетике и прочем. Забавно, что в шестидесятые годы меня окружали битломаны, которые говорили: музыка достигла высшей точки и пришла к логическом завершению, отныне Beatles будут на века. А теперь студенты Института культуры не могут перечислить участников Beatles.

— Согласны ли вы, что джаз в принципе не стоит слушать неподвижно в филармонии, что это музыка для танцев, ресторанов и веселья?

— Это смотря какой джаз. Даже в рок-музыке есть вещи, требующие внимательности. Как вы будете слушать «Стену» Pink Floyd? Придется идти в зал, смотреть на экран, на лазерные эффекты. Это цельное концептуальное произведение. А фестиваль же — это ассорти из коротких выступлений. Нам неважно, играет музыкант свой блюз или чужой, всем знакомый.

— Какие коллективы на этом «Петроджазе» стали для вас личным открытием?

— С большим удовольствием познакомился с болгарской этнической музыкой — ансамблем «Жарава». Его руководитель Владимир Величков — замечательный композитор. Музыка сложно сделана, меняется размер — пять четвертей, семь четвертей. И прекрасный вокал четырех девушек: очень выровненный ансамбль, никто не выбивается.

Израильтяне New Land Project меня порадовали энергетикой — а это и есть главное в музыке. Прекрасно выступила норвежская группа «Квинтет Тито Лаустина». Иннокентий Волкоморов мне говорил, что это будут новые Led Zeppelin. Но, конечно, это не Led Zeppelin, это свое — норвежское, немного холодноватое, но настоящее, притом интеллигентное роковое звучание. Хорошо организованная музыка. Я как человек искусства считаю, что форма — самое важное. Содержание-то ладно, но форма должна быть. Считайте меня «формалистом».

— Говоря о форме: может ли заиграть «русский» джаз, оригинальный и при этом признанный в мире? Или у нас всегда будут пытаться играть, как американцы?

— Есть понимание, что выше Америки не заберешься. Вот Бутман ездил в Америку, ездил оркестр Олега Лундстрема — ну и что, там это уже слышали. Американцы на наш русский взгляд слишком свободные, слишком раскрепощенные. Этого трудно достичь. Поэтому скандинавский, европейский джаз нам все же ближе. В подражании ему есть шансы.

Когда-нибудь мы можем найти идентификацию в джазе, но это вопрос трудный. Должен быть гений, укорененный, с одной стороны, в русской культуре, и с другой, все понимающий в джазе. Как Глинка, который в свое время внес в оперу национальное содержание, сделал ее непохожей на итальянскую модель. Пока такого человека в нашем джазе не было.

Беседовал Андрей Гореликов

Глобальные вызовы, с которыми столкнулась в последние десятилетия человеческая цивилизация, заставляют общество все больше прислушиваться к мнению ученых, мыслителей, философов, деятелей общественных наук. Проект «Квартирник» представляет петербургских интеллектуалов, которые ищут объяснения проблемам XXI века.

Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга.