Posted 13 декабря 2019,, 16:02

Published 13 декабря 2019,, 16:02

Modified 1 февраля, 00:29

Updated 1 февраля, 00:29

Залечи меня полностью

13 декабря 2019, 16:02
«Мюнхгаузены» среди нас: что делать, когда внешне вполне адекватные и благополучные родители представляют реальную угрозу для своего ребенка?

Журналист Катерина Гордеева недавно опубликовала материал о супружеской чете, которые уже пять лет держат абсолютно здоровую дочку в одной из московских частных клиник. Мать убеждает всех, что девочка смертельно больна и должна находиться под присмотром врачей. Удивительно, но органы опеки происходящее игнорируют.

Некоторые психологи заявляют о том, что мать страдает делегированным синдромом Мюнхгаузена, и именно поэтому выдумывает ребенку болезни. С похожими ситуациями врачи редко, но все жа сталкиваются. Что это такое и как защитить ребенка от родителей, которые излучают заботу и благополучие?

Пятилетняя узница

Гордеева пишет о том, что девочка уже пять лет живет в московском перинатальном центре «Мать и дитя». Девочка родилась недоношенной, и мать не захотела забирать ее из перинатального центра, отчего-то решив, что у нее нет ствола головного мозга. Родственникам религиозная женщина объявила, что судьба ребенка «в руках Божьих». Посещали маленькую затворницу родители нечасто.

Врачи утверждают, что ребенок здоров, но длительное пребывание в клинике может нанести ущерб ее физическому и психологическому развитию. Тем не менее, она уже пять лет живет в палате с питанием и медицинским сопровождением — за все это родители отдают около миллиона рублей в месяц. Работа круглосуточных нянь оплачивается отдельно.

Заинтересовались ситуацией, как ни странно, не органы опеки, а волонтеры. Сегодня родители и клиника участвуют в нескольких судебных тяжбах, но вытащить девочку из центра пока не получается. К слову, у супругов есть трое сыновей, которые находятся на домашнем обучении. По словам знакомых, ни один из них не покидает Москву — мать уверена, что они аллергики и не переносят никакого воздуха, кроме столичного. Детям ежегодно делают МРТ, берут все анализы, так как она боится любых болезней.

Российские психологи задались вопросом — а не синдром ли это Мюнхгаузена?

Münchausen syndrome by proxy

Впервые о синдроме Мюнхгаузена в 1951 году рассказал британский психиатр Ричард Ашер. Вариант синдрома «by proxy» (делегированный) описали в 1977 году. В международной классификации болезней он имеет название «симулятивное расстройство».

Чаще всего мать или опекун, страдающие этим синдромом, фабрикуют симптомы болезни у ребенка, подделывают справки и медкарты, подкупают врачей, чтобы убедить окружение, что он болен. Все это делается, чтобы создать образ мученика, несчастного родителя с больным ребенком на руках, который заботится о нем всю свою жизнь.

Обычно делегированным «Мюнхгаузенам» нужны похвала и поощрение. Синдром достаточно сложно диагностировать, именно поэтому до сих пор отсутствует достоверная статистика — не только по России, но и во всем мире.

Ребенку, ставшему жертвой «Мюнхгаузена», наносится непоправимый ущерб: помимо ненужных медицинских вмешательств в его здоровье, родители активно применяют и газлайтинг. Это форма психологического насилия, главная задача которого — заставить человека сомневаться в адекватности его восприятия окружающей действительности. Так, детей убеждают в том, что они чувствуют боль, что они нездоровы, отличаются от других и никогда не смогут вести нормальную жизнь.

Джипси, Кристофер, Валера

В мире уже не раз сталкивались с такой необычной формой жестокости родителей по отношению к своим детям.

В США в 1991 году Клоддин Бланшард, родившая недоношенную девочку, пришла к мысли о том, что у нее множество опасных болезней: мышечная дистрофия, эпилепсия, лейкемия и другие. Документальных подтверждений заболеваний не было, но больше 20 лет матери удавалось получать лекарства, держать Джипси в инвалидном кресле и кормить ее через зонд. Клоддин была в прекрасных отношениях с соседями, регулярно получала алименты и социальные льготы, а также выиграла несколько конкурсов от благотворительных фондов. Кончилось все тем, что 23-летняя Джипси зарезала мать в собственной постели.

В 2017 году состоялся суд над американкой Кейлин Боуэн-Райт, которая едва не залечила своего сына до смерти. Кристофер родился здоровым, но Боуэн утверждала, что у него наследственная болезнь, а потом решила, что у него рак. Запустив кампанию по сбору денег на его лечение, она собрала более восьми тысяч долларов. За свои 8 лет мальчик больше 300 раз лежал в больнице и пережил 13 абсолютно ненужных операций. Ребенок передвигался в инвалидном кресле, дышал с помощью кислородной маски и питался через зонд. Дошло до того, что мать поставила сына в очередь на донорские органы.

11-летний Валера, два года назад поступивший в одну из больниц во Владивостоке, весил всего 11 кг. Приемные родители лечили мальчика от неустановленного заболевания, а по сути — морили его голодом в течение 8 лет и давали слабительные препараты. Все это время они проходили медкомиссии, на которых врачи диагностировали у ребенка «неусваиваемость пищи неясной этиологии» и поставили инвалидность.

Московские Мюнхгаузены?

Московская история действительно имеет сходства с остальными типично «мюнгхаузеновскими» случаями. Так, гипертревожность, параноидальное поведение, навязчивые идеи у матери могли возникнуть после того, как она родила девочку раньше срока. Именно это и заставило ее увериться в том, что ребенок — не жилец. Отличие же этой истории от остальных в том, что вместо того, чтобы окружить ребенка гипертрофированной заботой и пестовать его, мать, по сути, отвергает свое дитя и отказывается заниматься его воспитанием.

«Исходя из ограниченного объема информации, нельзя утверждать с точностью, что это синдром Мюнхгаузена, — говорит психолог Елизавета Пархоменко. — Одно и то же поведение — выдумывание болезней — может быть симптомом разных отклонений. Неясно, что лежит в основе неадекватного поведения женщины — сознательное стремление достичь каких-то целей, зашкаливающая тревога, депрессивные состояния, отвержение ребенка? Стрессы и тяжелые отношения внутри семьи, преждевременные роды — все это может спровоцировать психотическое состояние у матери. Но диагнозы ставит психиатр и только в личном контакте с пациентом».

Гораздо больше опасений вызывает состояние маленькой девочки. По словам Елизаветы Пархоменко, у девочки выраженная эмоциональная депривация.

«Дошкольный возраст занимает особое по важности место в развитии ребенка, — говорит психолог. — Это время, когда он активно познает мир, развивается эмоционально и интеллектуально. В таком возрасте все, что нужно ребенку для развития - теплые отношения с близкими людьми, которые надежны, заинтересованы в нем, проявляют искреннюю любовь и не пропадают из виду. Нужна разнообразная среда, которую ребенок сам будет с удовольствием изучать».

И всего этого девочка была лишена на протяжении самых важных для ее развития лет — дома, семьи, общения, природы, физической активности, новых ситуаций. И когда она наконец встретится с большим настоящим миром — до сих пор неясно.

А что — врачи?

Наибольшее удивление вызывает то, что пять лет никто не пытался повлиять на странную ситуацию, и прежде всего — сотрудники частной клиники, в которой живет пациентка. Очевидно, что в обычной бесплатной больнице врачи давно бы задались вопросом, почему здоровый ребенок столько времени занимает койко-место.

«Пять лет назад мать могла впасть в послеродовую депрессию, и в этом кризисном состоянии врачи должны были проследить за тем, чтоб после рождения ребенка, она постоянно была с ним. Именно так формируется первичная двусторонняя привязанность, — уверена Ирина Алексеева, заведующая кафедрой психологической помощи в кризисных и посттравматических состояниях Института практической психологии „Иматон“. — Видимо, этот момент был упущен, а дальше все пошло по накатанной. В Америке есть организации для недоношенных малышей — там рядом с детьми всегда находятся мамы и психологи, которые помогают формировать эту связь».

Катерине Гордеевой руководитель клиники Марк Курцер говорит, что «вначале были медицинские показания, а потом родители не хотели забирать девочку, называя разные причины». Известно, что с 21 марта этого года договор с родителями клиника прекратила, но выставить несовершеннолетнюю на улицу они не могут — по закону забрать ее могут только родители.

«Очевидно, что материальная обеспеченность здесь сыграла против ребенка. Если бы не деньги, врачи давно бы сообщили в опеку о происходящем», — считает Алексеева.

Уполномоченный по правам ребенка в Петербурге Светлана Агапитова рассказала, что в ее практике встреч с «Мюнхгаузенами» не было, но пришлось столкнуться с отказами родителей лечить ребенка от ВИЧ. Справиться с ситуациями помогли именно неравнодушные врачи, которые сообщили о родительских «странностях», вредящих ребенку. К слову, сотрудники СПИД-центра от органов опеки поддержки не получили — только с подачи уполномоченного удалось выйти в суд с иском о принудительном лечении.

Опека бездействует

Как ни странно, в данном случае московские органы опеки сообщили, что не видят никаких угроз жизни и здоровью девочке в связи с ее пребыванием в клинике. И претензии предъявить сложно: мать навещает, а отец дает деньги. Бывший уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович заявил, что не видит нарушений прав ребенка: условия, в которых живет девочка, удовлетворительные, и право на жизнь не нарушено.

«То, что происходит, квалифицируется как жестокое обращение с ребенком, — считает Ирина Алексеева. — Нужно рекомендовать родителям помощь специалистов, а право ребенка жить в семье нужно защищать. Возможно, девочке лучше будет у родственников».

Так, в Семейном кодексе России и в Декларации прав ребенка есть пункт о том, что ребенок имеет право не разлучаться со своими родителями, а родители имеют право и обязаны его воспитывать. В 123-й статье Семейного кодекса говорится, что ребенок имеет право воспитываться в семье. Также в соответствии с кодексом РФ родители обязаны заботиться о здоровье, физическом, психическом, духовном и нравственном развитии своих детей.

«Перекос у нас такой — если ребенок в теплых, хороших условиях, его кормят, одевают, значит, с ним все в порядке. На самом деле это не так, — говорит Елена Пархоменко. — Получается, та самая опека, которая порой проявляет небывалое рвение в контроле за родителями, закрывает на эту ситуацию глаза. Так все ли органы и инструменты у нас есть, и работают ли они там, где требуется? Похоже, точно не там, где замешаны большие деньги или власть».

«Вмешаться в дела семьи у нас трудно: работает „презумпция добросовестности семьи“, а все страшилки, типа „приходят, хватают, отбирают, потому что в холодильнике нет апельсинов“ — это мифы, — полагает детский омбудсмен Петербурга Светлана Агапитова. — Как показывает наш опыт, вмешаться в интересах ребенка сложно, но возможно. И тут важно, чтобы нашелся неравнодушный человек, который сообщит в опеку, что ребенок страдает из-за неадекватных действий родителей».

Если же на контакт родители не идут, органы опеки должны выйти в суд с иском об ограничении родителей в правах сроком на полгода за ненадлежащий уход. Если и такая мера не действует, вопрос нужно решать кардинально, вплоть до лишения родительских прав.

И, конечно, это касается не только ситуаций с редким синдромом Мюнхгаузена, но и других «странностей» в поведении родителей — когда внешне вполне адекватные и благополучные мама и папа представляют реальную угрозу для своего ребенка.

Анжела Новосельцева