Кто проиграл в битве за умы?

О том, почему мы все чаще доверяем интернет-экспертам без имени, может ли российская система образования научить детей медиаграмотности и как защититься от невежественных советов в онлайн-среде, в интервью «Росбалту» рассказала культуролог, доцент Шанинки, автор Блога злобного культуролога Оксана Мороз.

— История инстаграмщицы Екатерины Диденко в очередной раз наглядно показала, что для миллионов людей авторитетами стали «эксперты», грамотно подающие себя в онлайн-пространстве, но чья квалификация вызывает массу вопросов. Как так получилось, что эмоциональные непрофессионалы победили в борьбе за умы?

— Непрофессионалы побеждают в онлайн-среде, потому что профессионалы, по сути, ее игнорируют. Они, как правило, считают, что все это лишнее. И если такой подход не изменится, то мы все чаще будем видеть людей, готовых пускать пыль в глаза — доступных и привлекательных в глазах массовой аудитории.

Задумайтесь: онколог Андрей Павленко первый сделал массовый блог о том, с чем сталкиваются раковые больные. Причем это требовало от него колоссальных усилий. Но ведь, по идее, никто не мешал раньше создать нечто подобное кому-то из его коллег. Между тем мнение не только пациента, но и врача в подобной ситуации гораздо полезнее, чем точка зрения инстаграм-онколога, который ставит диагноз по аватарке. И таких примеров можно привести множество.

— Получается, что соцсети позволили монетизировать невежество?

— Я бы сказала, что они поставили под сомнение любую профессиональную экспертизу. Раньше, чтобы добиться права на публичный голос, нужно было обладать неким статусом, который зарабатывался через социализацию внутри профессиональной группы.

А сейчас каждый сам себе новостное агентство. Никакой профессиональной социализации не нужно — достаточно приписать себе некие экспертные качества, и если ты удачно презентуешь себя онлайн и хорошо работаешь с аудиторией, то в глазах подписчиков сможешь завоевать авторитет.

Как результат — в экспертном поле появляется очень много фейков и непроверенных мнений.

Но вообще мне кажется, что вся эта история не только и не столько про самих блогеров, сколько про то, что на такой контент есть спрос. Например, почему люди предпочитают советоваться не с врачами, к которым можно прийти на прием, а с медицинскими блогерами с не всегда проверяемыми «корочками»? Почему миллионы доверяют ноу-нейм экспертам, единственным мерилом квалификации которых является количество подписчиков?

Все эти вопросы относятся к тому, что происходит в офлайн-пространстве. Оно проигрывает онлайну по степени доверия. В итоге ближе оказываются те, кого можно «настигнуть» по одному клику. И это весьма печально.

Хотя, по идее, такой расклад должен заставлять относиться к подобным экспертизам с недоверием и рефлексией, изучать бэкграунд блогера, чтобы понимать, насколько можно доверять его высказываниям.

— Но ведь такой проверкой готовы заниматься немногие. Например, по данным множества исследований, у молодых людей от 13 до 19 лет авторитетом пользуются именно блогеры…

— Это большая проблема, и решить ее можно только через просветительскую деятельность. Нужно с детства объяснять, что такое медиаграмотность и почему важна привычка самостоятельно проверять информацию.

При этом не нужно удивляться, что подростки часто ищут альтернативные источники. Это связано не только с протестом. Просто ресурсы, которыми пользуется старшее поколение, им не интересны. Поэтому они начинают самостоятельные поиски и, не имея навыков фактчекинга, часто попадают в серую зону онлайн-экспертизы. А это приводит, как минимум, к знакомству с потенциально опасной информацией, а иногда и к весьма плачевным последствиям.

— Трагические случаи, как блогерская вечеринка в бане с сухим льдом, воспринимаются как предостережение, что к всяческим онлайн-экспертам стоит относиться настороженно?

— Они скорее демонстрируют, что современным российским пользователям очень важно, наблюдая за такой трагедией, встать в позу морального авторитета и начать рассказывать, что «это же физика и химия 8 класса».

Все, правда, забывают, что такая реакция, во-первых, неприлична по отношению к чужой скорби. Нельзя топтаться на тех, кому больно.

С другой стороны, это поведение говорит о том, что нашим диванным аналитикам важно из своего угла высказать свое мнение, за счет которого можно выглядеть лучше и удовлетворить свои нарциссические потребности. Так что наша коммуникативная культура в принципе токсична.

- А кто должен заниматься просветительской деятельностью, если для большинства подростков взрослые — сомнительный авторитет?

— Есть много методик, в рамках которых основная ответственность делегирована ученикам. Таким образом, у детей или молодых людей создается ощущение, что они субъекты и делают что-то важное. Они должны почувствовать себя и исследователями, и экспертами, и аналитиками. От взрослых скорее должен исходить импульс.

К тому же, у них должно возникать ощущение, что их слышат. Сейчас это выглядит так, что опытные и обремененные знаниями взрослые приходят и начинают «лечить»: мол, все, что вы делаете, неправильно и неважно.

Подобная схема обречена на провал, тем более что в онлайн-мире подростки зачастую более результативны, и они прекрасно понимают это.

Другое дело, когда человек говорит: «Да, у нас есть определенный опыт, но мы догадываемся, что видим не все, так что давайте попробуем обсудить». Такой подход может сработать.

Но здесь игра в долгую: она требует больших ресурсов, поэтому редко используется. Большинству гораздо проще внедрить систему родительского контроля и запретить пользоваться какими-нибудь устройствами.

— Репрессивные меры — тупиковый вариант?

— В данном случае запрет — дело дурацкое. Хотя бы потому, что современные дети их с легкостью обходят. К тому же, запрет означает недоверие, что провоцирует сложные отношения.

Сложнее, но эффективнее — попытаться рассказать про альтернативные интересные медиа-ресурсы, использовать при общении мессенджеры и т. п. То есть необходимо пытаться показать, что в онлайн-пространстве живут все.

Другое дело, что такая схема работает только внутри системы, основанной на ценностях открытого и демократичного отношения между поколениями.

— Боюсь даже спросить, может ли наша образовательная система подстраиваться под такие ценности?

— К сожалению, формальное образование — неповоротливая машина, которая в последнее время нацелена на получение максимальной эффективности своих подопечных, а не на настройку отношений с ними. Об этом свидетельствует даже современная система оценивания, основанная на тестировании. Интеллектуальные навыки, связанные с интерпретированием информации и креативным мышлением, не развиваются.

Дети с детства живут под прессом — нужно ходить на кучу кружков, нельзя ни на что отвлекаться, в школе нужно дожить до ЕГЭ, чтобы поступить в вуз — причем непонятно в какой, так как подростки в этом возрасте не очень понимают, что хотят…

В результате они вырастают и выходят на работу с завышенными ожиданиями и чаще всего очень уставшие. Вся эта гонка никак не способствует рефлексии и введению новых подходов.

Беседовала Татьяна Хрулева