Николай Владимирович Сердюков родился в семье художников Владимира Ивановича Сердюкова и Нины Николаевны Новосельской. Атмосфера и воспитание поспособствовали тому, что с раннего детства он начал заниматься гравюрой. Позже Николай Владимирович закончил художественную школу № 190 и Ленинградское Высшее художественно-промышленное училище имени Мухиной. В советское время работал промышленным дизайнером, преподавал в Художественном училище имени Серова. С 1998 по 2012 год Сердюков руководил Музеем-мастерской старинных видов графики «Печатня» в Петропавловской крепости. В настоящее время живет и работает в Ярославской области, в музее-мастерской «Страницы истории печатного дела» при историко-культурном комплексе в селе Вятское.
О разнице между государственными и частными музеями, культурной жизни в провинции и о том, как зрелый состоявшийся художник может качественно изменить свой творческий путь, Николай Владимирович рассказал обозревателю «Росбалта».
— Николай Владимирович, вы представитель художественной династии. Можно ли сказать, что профессия родителей предопределила вашу судьбу заранее?
— Конечно, то, что родители были художниками и работали дома, не имея мастерской, повлияло на меня, и я уже с четырех лет резал первые гравюры. Но стоит учитывать, что в 50-е годы отношение к детскому творчеству вообще было иным. Например, работы детей экспонировались в Русском музее.
На моем жизненном пути были те или иные колебания, боязнь Советской армии заставила поступать на дизайн, а не промграфику. «Муха», как я считаю, мне ничего не дала, от самообразования было бы больше толку. После учебы и армии я преподавал в училище имени Серова, заведовал декоративно-оформительским отделением. В 80-е годы уже в основном занимался гравюрой для зарабатывания денег, вырезал пейзажи Ленинграда на дереве. Решать какие-то глобальные проблемы в искусстве не получалось.
— Удается ли это вам в настоящее время?
— Да, на пороге старости я могу заниматься тем, к чему лежит душа. Последние пять лет я живу в Ярославской области и занимаюсь литографией — думаю, мне суждено умереть со штихелем в руке. Сейчас я работаю в историко-культурном комплексе, который основал предприниматель Олег Алексеевич Жаров в 2008 году. После закрытия «Печатни» в Петропавловской крепости я стал искать разные пути и благодаря знакомым попал в Ярославскую область. Здесь я также руковожу музеем-печатней. Для него специально отреставрировали, отремонтировали помещение и сделали интерьер по моему проекту, так как по образованию я дизайнер.
— С чего началась история комплекса в Петропавловской крепости, в котором вы были художественным руководителем, и почему в итоге проект закрылся?
— В 1992 году в связи с закрытием Изокомбината печатники решили устроить мастерскую в Петропавловской крепости, сначала за свои деньги, потом удалось частично перейти на государственное обеспечение. «Печатня» работала с 1997 по 2012 год, пока начальство не решило отказаться от затрат и сдать помещение в аренду. Но тревожные настроения ощущались еще до этого, и я заранее занялся поисками. Мои друзья в Угличе открыли летнюю мастерскую печати, такая же открылась в Переславле-Залесском. В Историко-культурном комплексе Олега Жарова печать начиналась с пары станков, для изображения живых пленэрных видов. Затем было решено открыть более монументальную мастерскую и в 2015 году появилась возможность выделить под это хорошее здание.
— Что вы можете рассказать о своей работе в Вятском?
— Мастерская печати открылась в конце 2016 года, первый этаж был отведен под старинные станки Краузе, второй — под реконструирование станков, не работающих в России, в том числе станка, на котором Иван Федоров печатал книгу «Апостол», станка Адриана Шхонебека, автора знаменитого офорта «Торжество православия над магометанством», французского литографского станка.
Также на втором этаже открылась школа печатной графики для местных детей и периодические мастер-классы для разных возрастных категорий. Я делаю музейные экспозиции, расписываю, но основное мое занятие — литография.
Когда в связи с коронавирусом освободилось время, я резал большие деревянные гравюры. Также я оформлял Музей часов, создал серию литографий, посвященных своим философским взглядам на время, в соответствии с «Рекой времен» Державина. Сейчас занимаюсь серией необычных литографий на тему поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Я открыл Некрасова как очень современного поэта, а эту поэму считаю просто фантастической.
— Откуда, помимо литературы, вы черпаете вдохновение для создания философских образов?
— Например, когда я в прошлом году лечился после тяжелой болезни под Зеленогорском, мне довелось увидеть удивительный финский дом довоенной постройки, с дремучим еловым лесом вокруг. Мне представилась нечисть, вылетающая из этого леса, и под впечатлением я создал композицию, которую назвал «Год 20.20». В деревне Бухалово есть полуразрушенная церковь, над которой я изобразил восход черного солнца. Все это — мое философское осмысление современности.
— Значит, то, что в советское время вы много работали в пейзажной гравюре, связано с тем, что тогда это было мейнстримом?
— Для меня это был в первую очередь заработок — полудоговорные работы для Комбината графического искусства и Изокомбината, которые резались и рисовались на продажу. Сейчас в моем творчестве пейзажи в том или ином виде остались, поскольку люди, приезжающие в Вятское, хотят видеть изображение самых примечательных мест.
— Вспоминаете ли вы о Санкт-Петербурге на расстоянии?
— С теплотой я вспоминаю лишь о родственниках, в остальном прошлое вызывает отрицательные эмоции. Я не могу сказать ничего хорошего о том огромном конгломерате, который представляло собой художественное сообщество. Могу лишь заметить, что в Петербурге прекрасная архитектура, и я передавал ее как мог. В плане пейзажей я еще любил древний Новгород, в детстве ездил с лагерем при Союзе художников по Волхову, и это произвело огромное впечатление.
— А какие воспоминания сохранились о детстве?
— Жизнь моих родителей была посвящена работе без остатка, и семье это не всегда шло на пользу. Только сейчас, оглядываясь назад, можно видеть, что у нас были по-настоящему теплые отношения. Полученное благодаря им образование помогло мне в работе в училище Серова, в «Печатне», в коммерции, в Центре графики при Союзе художников. Отец приобщил меня к цветной гравюре. Благодаря воспитанию я старался делать все честно, но не всегда находил понимание.
Сейчас же я стараюсь на совесть работать в музее, который не живет за счет государства, а зарабатывает сам. Я убедился в идентичности всех государственных музеев. В Петропавловской крепости мы делали то же самое за свой счет, и год ушел только на строительство, так как приходилось вести земляные работы. Здесь же Олег Жаров вникает во все, но не мешает работе специалистов, ведет себя деликатно. И во многом налаженный режим работы — результат старания самих ярославцев.
— То есть, мнение, что за пределами Москвы и Петербурга нет культурной жизни, несправедливо?
— Безусловно, она есть, и очень насыщенная. В Вятском бывает много гостей, приезжает московский бомонд, идут спектакли, знаменитые люди общаются с нами. Сейчас в комплексе всего четырнадцать музеев, в них представлены и редкие музыкальные инструменты, и предметы быта конца XIX века. В 2015 году Вятское получило звание «Самой красивой деревни России», вступило в Ассоциацию самых красивых деревень мира. Потихоньку восстанавливаются старинные дома.
Благодаря Любови Казарновской проходят музыкальные конкурсы для детей и взрослых, благотворительные концерты, летние праздники, в том числе День Некрасова, ежегодные открытия новых музеев. Из Москвы приезжают на мастер-классы. Публика у нас очень разная, от совсем простой до рафинированной.
Но главное — люди довольны увиденным, они узнают что-то новое и удивительное для себя, к примеру то, что, в помещении, где сейчас наша печатная мастерская, раньше была подпольная типография Народной воли, а Музей Фатьяновцев расположен на том месте, где жили люди Бронзового века. Иногда ради зрителей приходится привлекать и китч, но в этом смысле между людьми из Москвы и из Ярославля нет никакой разницы.
Беседовала Людмила Семенова
