Posted 25 октября 2021,, 13:47

Published 25 октября 2021,, 13:47

Modified 5 февраля, 07:07

Updated 5 февраля, 07:07

«Beatles и Фредди Меркьюри — тоже классика»

25 октября 2021, 13:47
Нужен весьма пугающий склад мышления, чтобы полюбить в детстве многочасовые занятия музыкой, считает пианистка Ирина Шарапова.

В Петербурге состоится юбилейный вечер Заслуженной артистки России, профессора Санкт-Петербургской консерватории Ирины Шараповой, посвященный 50-летию ее творчества. Малый зал филармонии вечером 26 октября откроет двери для всех поклонников и друзей выдающейся пианистки и концертмейстера. На сцене выступят солисты оперы Большого и Мариинского театров, известные музыканты, ученики педагога.

Почему кажется пугающей детская любовь к многочасовым занятиям музыки? Чем притягательна петербургская классика? Можно ли оставаться другом для учеников или важнее субординация? И что ждет зрителей на предстоящем концерте? На эти и другие вопросы ответила сама виновница торжества, Заслуженная артистка России, профессор Ирина Шарапова.

Ирина Александровна, вы родились в творческой семье. Отец — поэт, переводчик, мать — журналист. Не иначе как то, что называли советской интеллигенцией. Тогда, с самого начала, и был предопределен ваш творческий путь, как думаете?

— Все благодаря маме. Она была очень музыкальным человеком, с абсолютнейшим слухом, училась в школе для одаренных. А потом началась война. И все.

Знаете, родители часто хотят воплотить в детях то, чего не смогли добиться сами по разным причинам. Так я начала учиться музыке. Мама много со мной занималась и многое дала. А дальше как-то уже пошло само собой.

А вы помните себя в том возрасте, когда вас приучали к музыке? Это было…

— Это был ужас.

Через «не хочу»?

— Видите ли, больше всего на свете я любила читать. И если бы меня не трогали, только бы за книгами и сидела. Но мама говорила: «Нет такой профессии — читать».

И все-таки музыку я любила, совсем не «через не хочу». Но дети редко хотят столько заниматься. Юрий Хатуевич Темирканов однажды сказал недоумевающим родителям: «Если ребенок бежит не от инструмента, а к инструменту, нужно срочно обращаться к доктору». Это совершенно естественная трудность. Нужен весьма пугающий склад мышления, чтобы полюбить многочасовые занятия.

А вы помните тот переломный момент, возможно, впечатление, эмоцию, благодаря которым поняли, что вы и музыка не можете существовать в отрыве друг от друга?

— Лет в пятнадцать совершился переворот в сознании, и почему-то я стала очень много заниматься, играть, играть, играть. Само по себе произошло. Музыка стала стилем жизни.

Вас знают как замечательного исполнителя произведений классиков. Вечное не умирает и всегда актуально, бесспорно. Но также ваш репертуар составляют композиции петербургских авторов: Слонимский, Гаврилин или, например, Финкельштейн. Откуда корни любви к нашим современным композиторам?

— А знаете, и это ведь классика, просто современная. Понятие-то очень широкое. Beatles и Фредди Меркьюри — тоже классика. Другое дело, что сегодняшняя музыка — отдельная область, с которой нужно однажды соприкоснуться. Важно преодолеть предубежденность. И когда это «однажды» случится, твоя жизнь чрезвычайно обогатится.

Вы упомянули Слонимского. Меня с ним связывали три десятилетия очень плотного творческого содружества. Мне посчастливилось стать первым исполнителем многих его сочинений. Волшебный клад в моей жизни, который изменил музыкальное мышление.

Откуда такой интерес к петербургским композиторам?

— Во-первых, я живу в этом городе. Во-вторых, мое внимание привлекала череда событий, тесно связанных с местными музыкантами. Подходили и спрашивали: «Ты можешь сыграть вот это?» Соглашалась и понимала, насколько это прекрасные произведения. Только играть и играть! А как только я вдохновляюсь, хочется делиться, вовлекать других, чтобы они тоже восхитились, тоже удивились.

И эту любовь вы, несомненно, прививаете своим ученикам. Здесь бы я хотел немного остановиться. Вы профессор, вы педагог, который воспитал поколения талантливых музыкантов. Какие у вас отношения с учениками во время обучения? Вы сохраняете с ними дистанцию, поддерживаете субординацию?

— Нет. Я никогда не пытаюсь закрыться щитом, будто я — некая величина, а они — какие-то студенты. Мы живем одним делом. И все же никогда я не видела ни малейшей фамильярности со стороны учеников, хотя мы и сохраняем дружеские отношения спустя годы. Мы видимся, общаемся и постоянно поддерживаем связь. Потому что многое пережили вместе. И я имею в виду не зачеты и экзамены, а совместное сотворение музыки. И когда видишь, как она воздействует на людей, это многое меняет, в первую очередь взгляд на мир. И за этим очень интересно наблюдать.

Я далек от педагогики, и каждый раз удивляюсь, как учителю, не придерживающегося абсолютной строгости в отношениях с учениками, желающим оставаться другом для студентов, удается не столкнуться с той самой фамильярностью, хотя бы однажды.

— Не берусь объяснить, как это получается. И все-таки я и сама сторонюсь фамильярности в общении с другими людьми, в том числе с учениками. Ты пять-восемь лет взаимодействуешь с ними один на один, вы решаете проблемы как общемузыкального порядка, так и личного. Какая тут фамильярность? И такого же подхода я придерживалась, когда сама была ученицей.

В Малом зале Филармонии 26 октября пройдет юбилейный вечер к 50-летию творческой деятельности. В программе заявлены, среди прочих, ваши ученики. Они и спустя годы — ученики? Или уже друзья?

— Да, конечно, друзья, единомышленники! Я пригласила давних студентов, которые давно закончили образование, строят профессиональную жизнь, совершенно самостоятельно, независимо и, надо сказать, очень успешно.

Предстоящий юбилейный вечер — очередное событие из творческой жизни или глубоко личное мероприятие?

— Хороший вопрос. Дело в том, что концерты, как часть профессиональной работы, проходят постоянно. Но не могу сказать, что они существуют как-то отдельно от моей личной жизни. Единый процесс. И каждый концерт — это, конечно, личное событие.

По поводу предстоящего юбилейного вечера приходит первая мысль: «Столько лет живешь. Ну что здесь хорошего? Хотелось бы, чтобы звучали меньшие цифры». Но когда собирается концерт и ты видишь, что в него попадает все, что ты любишь, все, что наполняло жизнь любовью и восхищением, то начинаешь иначе смотреть на вещи.

Можете поделиться, чего нам, зрителям, ждать на концерте?

— Я принципиально не буду раскрывать детали. И все же очерчу общий план. Мы внесли элемент режиссуры, без нее не обходится ни один мой последний концерт. Это часть моей сценической жизни. Вечер будут вести молодые люди: ученица и сын. На сцене выступят очень известные, опытные, признанные солисты Мариинского театра. Разнообразие стилей, жанров — это я вам обещаю.

Какого зрителя вы ждете? Знатока высокого искусства? Случайного прохожего, заглянувшего на огонек? Или и того, и другого?

— Я жду друзей. И если человек пришел невзначай, гулял по Невскому и увидел афишу, подумал зайти — и зашел, то он станет нашим другом. И будет прекрасно, если он и дальше планирует следить за нашими концертами.

А кроме того, придут мои студенты, бывшие и теперешние, многие люди, которых я знаю, а также друзья солистов, которые выступят на сцене. Соберется замечательная компания.

Как вы сказали, предстоящий концерт собрал практически все, что наполняло вашу жизнь. А раз так, можно ли говорить о промежуточных итогах?..

— Ой, знаете, я так боюсь этого слова. Будто подвел некую черту, а за ней написал: «Итого». И все же да, концерт стал символом всего, что мне дорого, собрал все то, что сформировало мою жизнь.

А значит, придя на юбилейный вечер, познакомимся не только и не столько с музыкой, сколько с вами лично.

— Да, абсолютно. Через то, что вы услышите, и тех, кого вы услышите. И за каждым творческим союзом, представленным на сцене, поверьте, стоит история моей жизни.

Беседовал Никита Строгов