Posted 25 апреля 2013,, 11:58

Published 25 апреля 2013,, 11:58

Modified 30 января, 15:05

Updated 30 января, 15:05

Горячий апрель 1993-го

25 апреля 2013, 11:58
Дмитрий Травин
Референдум, прошедший в России 20 лет назад, показал: ни Ельцин, ни депутаты не верили в демократические механизмы. Обе стороны хотели лишь сосредоточить все полномочия в своих руках. Впрочем, демократия действительно не сработала.

"Росбалт" продолжает цикл статей под общим названием "Навстречу Октябрю. 1993-2013", посвященный приближающейся двадцатилетней годовщине октябрьских событий 1993 года. Цель проекта — показать, как на каждом этапе развития острого политического кризиса тех лет зарождались основы нынешней политической системы и исчезали возможности пойти по альтернативному пути развития.

Трагические события 1993 г. представляли собой борьбу двух сторон конфликта за абсолютное доминирование в политическом пространстве страны. Ни президента, ни депутатов не устраивало разделение властей на исполнительную и законодательную. Их вообще не устраивало сосуществование в политическом пространстве. Ни та, ни другая сторона не хотели в тот момент формирования демократии западного образца. Одним из самых ярких свидетельств этого является печальная судьба апрельского референдума – очень интересной, но неумелой и, по сути дела, бессмысленной попытки применить нормальный демократический подход для разрешения конфликта, в котором не было демократов.

Двадцать лет назад, 25 апреля 1993 г., граждане России должны были ответить на четыре вопроса референдума. Надо было определиться в том, доверяем ли мы президенту и его социально-экономической политике, а также желаем ли мы досрочных выборов президента и парламента? Борис Ельцин надеялся, что народ любит его намного больше, чем депутатский корпус, и итоги референдума это наглядно продемонстрируют. Если бы действительно так случилось, деморализованный парламент можно было бы переизбрать без особого сопротивления с его стороны. Все кончилось бы миром, и кровь бы не пролилась.

Но вышло иначе. Народ в целом поддержал Ельцина и его политику (58% и 53% соответственно), однако не потребовал однозначно перевыборов парламента. А точнее, большая часть пришедших на референдум этого хотела (67%), но поскольку Конституционный суд решил, что считать надо от общего числа избирателей, сторонников смены депутатского корпуса оказалось меньше половины (42%). Корпус, естественно, это воспринял с чувством глубокого удовлетворения, и никакого намерения переизбираться не продемонстрировал.

Почему выгодно уходить в отставку

Для того чтобы понять, насколько в апреле 1993 г. проявились недемократические устремления обеих сторон конфликта, надо сказать несколько слов о том, как работает демократия в принципе. В демократической стране референдум о доверии представителям власти или даже досрочные выборы являются нормальным элементом политики. И смысл состоит совсем не в том, чтобы одна сторона политического конфликта устранила другую, а в том, чтобы понять, кто в данный момент времени действительно пользуется поддержкой общества.

Демократия вообще основана на согласии элит относительно того, что страной проще управлять, если у власти стоят люди, которым в данный момент верит большинство. Даже проигрывающим в борьбе за поддержку избирателя политикам выгоднее уходить в оппозицию, чем вступать с победителем в «последний и решительный бой». Ведь сегодняшняя оппозиция завтра опять встанет у руля. А если вместо терпеливого ожидания она затеет схватку за власть не по правилам, то, в конечном счете, проиграют все. Легитимность системы снизится, и, возможно, потребуется полное переформатирование всего политического пространства.

Я это отмечаю отнюдь не для того, чтобы идеализировать демократию. Она может быть весьма циничной. Если политики пришли к власти благодаря удачной экономической конъюнктуре, беспринципной демагогии или, скажем, сексуальному скандалу в стане оппозиции, то они будут без особого стеснения пользоваться плодами незаслуженного успеха. Но даже в этом случае оппозиция, скрепя сердце, примет подобное положение дел, поскольку соблюдение правил игры ей по большому счету выгоднее, чем смертельная схватка с противником.

Это примерно как в футболе. При самом пристрастном судействе матча проигравшей стороне лучше смириться (естественно, подав предварительно апелляцию), чем бить судью по физиономии, а в дополнение к этому еще и команду противника. В первом случае – получишь шанс выиграть следующий матч, во втором – будешь дисквалифицирован и оштрафован.

Иногда даже в самых демократических странах ситуация складывается так, что вопрос о легитимности партии, находящейся у власти, встает задолго до очередных выборов. Так может получиться, например, по причине распада правящей коалиции, когда большинство вдруг превращается в меньшинство. Или в случае резкого изменения настроений масс, что происходит при внезапном наступлении серьезного экономического кризиса.

Тупо держаться за власть в подобной ситуации смысла не имеет. Ведь правительство, утратившее легитимность, все равно не сможет провести в жизнь никаких серьезных решений и, в конечном счете, подорвет свои позиции гораздо сильнее, чем если сразу уйдет в отставку или поставит перед обществом вопрос о доверии. Таким образом, получается, что в объективных результатах референдума или новых выборов оказывается заинтересована даже проигрывающая сторона.

Держаться за власть изо всех сил

Теперь вернемся к российским реалиям. После мартовского кризиса власти, когда каждая из сторон сходу наехала на противника, но так и не смогла победить, стало ясно, что требуются какие-то механизмы прояснения легитимности. Референдум в этом смысле был, на первый взгляд, чрезвычайно удачным решением. Он мог показать, кто действительно пользуется поддержкой: президент Ельцин или депутатский корпус. Проигравшая сторона в рамках демократических правил должна была уступить власть, дабы не разрушать всю политическую систему.

На референдуме в апреле 1993 г. обе противоборствующих стороны наверняка были бы заинтересованы в объективном прояснении ситуации, если бы полагали, что действовать надо по демократическим правилам. Однако на деле каждая из сторон лишь стремилась разорвать двоевластие и сосредоточить все полномочия в своих руках. Оппоненты вообще не признавались полноправными участниками демократического процесса.

Если бы Ельцин и депутаты думали тогда о демократии, то их в референдуме интересовали бы не столько результаты противника, сколько свои собственные. Их волновал бы вопрос, пользуются ли они сами в данный момент достаточной поддержкой избирателей для того, чтобы настаивать на проведении реформ по собственной схеме. Ведь если такой поддержки нет, выгоднее уйти в отставку, дать противнику осуществить свой ошибочный курс и завести политику в тупик. После чего общество, убедившееся в правоте оппозиции, проголосует за нее на очередных выборах и даст ей карт-бланш на проведение иных преобразований - причем продемонстрировавший свою беспомощность противник уже не сможет этим преобразованиям помешать.

Таков кратчайший путь к цели в условиях демократии. Но у нас в 1993 г. никто подобным образом не размышлял.

Фактически референдум показал, что общество в тот момент поддерживало Ельцина. Если бы руководство Верховного совета размышляло в демократических категориях, оно не стало бы цепляться за формальные моменты, которые юридически бесспорно давали ему возможность остаться во власти. Руслану Хасбулатову сотоварищи следовало бы уйти в отставку с руководящих постов, перейти в открытую оппозицию Ельцину и сказать народу: «Смотрите, к чему приведет курс наших противников, и вспомните про нас на следующих выборах». Если бы эти люди были демократами и верили бы в работоспособность демократического механизма, они сделали бы ставку на возвращение к власти в будущем. Кстати, примерно так вела себя левая оппозиция во многих странах Восточной Европы - и ей действительно удавалось приходить к власти через некоторое время после начала реформ, когда избиратель разочаровывался в правых.

Заметим попутно, что примерно так же размышляли Егор Гайдар и Борис Федоров, которые в январе 1994 г. ушли в отставку, поскольку не получили поддержки большей части населения на выборах декабря 1993 г. А ведь их фракция «Выбор России» была самой крупной в Государственной думе, да к тому же Ельцин с Черномырдиным явно желали иметь этих двух экономистов в правительстве. Но Гайдар с Федоровым, очевидно, верили в то, что демократия в России сработает, и что им удастся вернуться во власть с помощью поддержки избирателя.

Увы, демократия не сработала. Про тех, кто ушел в оппозицию, народ постепенно стал забывать. Гайдар и Федоров никогда не получали больше той поддержки избирателей, которую имели в 1993 г.

Циничный и прагматичный Хасбулатов, скорее всего, понимал (или нутром чувствовал), что все пойдет именно так. Поэтому в 1993 г. он ни о какой отставке не думал. Он не надеялся на избирателя, на демократический механизм и вообще, по большому счету, на то, что можно убеждать электорат. Несмотря на поражение в апреле 1993 г., Хасбулатов всеми силами держался за власть - - не для того, чтобы провести свой курс реформ (при доминировании Ельцина это было абсолютно невозможно), а чтобы ужержать в своих руках те властные рычаги, которые позволили бы в удобный момент нанести удар по противнику.

Этот момент и представился ему в октябре 1993 г.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге