Сергей Медведев. Гаага как религия

Главное, что надо понимать, это что не будет никакого «потом». У нас либеральная общественность уже много лет живет в напряженном ожидании какой-то небесной Гааги, которая придет и рассудит, и воздаст всем по грехам их. И тут мы все припомним, и Беслан, и Дубровку, и «Боинг», и Немцова, и закон Димы Яковлева. «Гаага» давно стала мемом и символом собственного бессилия — как в 1930-х Лига Наций. «Гаага» — это разновидность оппозиционной религии, обещающей посмертную справедливость в обмен на прижизненный конформизм — хорошо жить, зная с 4-го класса школы, что «есть и Божий суд, наперсники разврата»!

Но в обществе постмодерна, в отсутствии морали, институтов, собственно линейного времени, не существует никакого «потом» и отложенного воздаяния, все растворяется в непрекращающемся «сейчас», в медийном белом шуме, и тотчас перекрывается свежей новостной повесткой. Сейчас появятся совершенно предсказуемые версии этого убийства, досконально просчитанные заказчиками, отольются в канонические формы и постепенно затрутся, затеряются: кто теперь помнит версии убийства Политковский, Шеремета, Щекочихина или, страшно сказать, Холодова — все оседает в придонный ил нашей гибридной современности, и мутная река течет дальше. Режим продержится еще не один год, а может, и не одно десятилетие, будет загнивать, проедать ресурсы, медленно разлагаться, отравляя своим ядом все вокруг, придут новые люди, призовут начать с чистого листа, и прошлое останется лишь уделом несгибаемых правозащитников и рыцарей памяти, городских сумасшедших, пишущих и выступающих друг для друга и в установленные дни приносящих цветы на места преступлений.

Я это не к тому, что не надо протестовать, митинговать и расследовать. Все это надо делать по моральной логике долженствования, лютеровскому Ich kann nicht anders — просто не надо этого пафосного futurum improbabili «мы вспомним все»: никакого «потом» не будет, ни для Политковской, ни для Немцова, ни теперь для Аркадия Бабченко.

Сергей Медведев, журналист, профессор ВШЭ

P.S. Оказалось, что Бабченко жив.