Posted 30 июня 2020,, 11:49

Published 30 июня 2020,, 11:49

Modified 1 февраля, 01:57

Updated 1 февраля, 01:57

Кирилл Рогов. Главный ресурс Кремля

30 июня 2020, 11:49

Итак, имеющийся у нас довольно скудный набор социологических данных указывает, что с высокой вероятностью распределение числа сторонников и противников поправок является конкурентным, т. е. по меньшей мере близким к 50 на 50.

Я никогда не комментирую данные ВЦИОМ, потому что считаю эту организацию пропагандистским ресурсом. Но сейчас сделаю исключение. Я уже писал, что ФОМ вообще не опубликовал ни одного опроса об отношении к поправкам. Но на самом деле у ВЦИОМ — близкая ситуация. Они опубликовали несколько опросов, но посвященные тому, каким образом люди собираются голосовать. Лишь однажды они дали относящиеся к делу цифры — 10 июня. Они были такими: за — 61%, против — 21%, остальные не определились. НО! Это был процент от тех, кто намерен принять участие. А мы знаем из других опросов, что среди тех, кто «за», декларируют намерение голосовать в полтора раза больше, чем среди тех, кто против (85% против 50%). Применив поправочные коэффициенты в обратную сторону, мы понимаем, что в опросе об отношении к поправкам распределение должно было быть: 49% за, 28% против, 23% не определились или не захотели говорить.

И эти данные уже соотносимы с данными и Левадовского опроса (44% за, 32% против), и опроса Юнемана. Получается, что 44-49% говорит, что одобряет поправки, 28-40% — что не одобряет. Остальные не определились или не хотят сообщать своего мнения. У Сергея Белановского в вопросе об отношении к поправкам нет опции «затрудняюсь ответить». В результате, получилось, что одобряют 44%, не одобряют 55%. То есть тут получилось как будто все, кто затруднялись, отправились в стан не одобряющих.

Итак, у нас мало опросов и наши выводы не могут быть очень точны. Но если привести опросы к общим знаменателям, то в целом можно заключить (предположить более-менее основательно), что среди тех, кто соглашался разговаривать с социологами, меньше половины (порядка 45%) говорили, что одобряют поправки, а где-то порядка 35%, что не одобряют. Эксперимент Белановского является аргументом в пользу того, что среди 30% тех, кто затруднился с ответом, может быть больше противников поправок, чем сторонников, или прячутся люди, которые не хотят говорить о своем несогласии. Это и заставляет нас сделать вывод о конкурентности ситуации, т. е. близости групп за и против. Не противоречит этому кардинально и скандальный экзит-пол ВЦИОМ. Как отметил электоральный географ и политолог Дмитрий Орешкин (в своем блоге на «Эхе Москвы»), если учесть тех, кто отказался отвечать, то получается, что из всех опрошенных сказали, что проголосовали за поправки 54%.

В 2011 году, когда в выборных бюллетенях не осталось ничего некремлевского, Алексей Навальный внезапно призвал голосовать не «за», а «против». И это вызвало крупнейший политический кризис путинского режима, самого Навального сделало политиком номер 1 в России, а всех традиционных оппозиционеров 2000-х отправило в его арьергард. Сегодня поразительным образом Алексей Навальный как бы сам уходит с политической сцены в даже более благоприятной ситуации.

Как юридическая и электоральная процедура, проходящее голосование ничтожно, как эпизод противостояния людей, желающих иметь возможность выбирать и голосовать, с режимом, который пытается окончательно лишить их этой возможности, оно имеет огромное значение. Как справедливо отметил цитировавшийся уже Дмитрий Орешкин: на стороне режима почти неограниченные возможности фальсификации, свидетельствами которых полны ленты соцсетей, но режиму необходимо продемонстрировать не просто большинство, а подавляющее большинство, и это сделать в ситуации конкурентной — то есть наличия близких по размерам групп сторонников и противников — будет очень трудно, если противники сами не помогут ему в этом, не придя на участки. Они его главная надежда на сегодня.

Кирилл Рогов, политолог