Posted 5 января 2017,, 14:24

Published 5 января 2017,, 14:24

Modified 31 января, 13:24

Updated 31 января, 13:24

«В прошлом году нам просто везло»

5 января 2017, 14:24
В мире формируется новая система взаимоотношений между государствами — и это станет вызовом для России, считает политолог Федор Лукьянов.

О том, каких перемен стоит ждать в ближайшее время на международной арене, в интервью «Росбалту» рассуждает главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Федор Лукьянов.

— Одним из основных итогов 2016 года некоторые эксперты называют поражение глобализационного проекта, о чем, например, свидетельствуют Brexit и победа Дональда Трампа на президентских выборах в США. Вы согласны с таким категоричным заявлением?

— Говорить о том, что глобализация заканчивается, я бы не стал. Глобальная экономика, охватывающая весь мир, никуда не денется.

Но вот ее определенная форма — неолиберальная и америкоцентричная — будет по-другому устроена и несколько иначе функционировать. Регионализация неизбежна, универсальность правил, видимо, будет уходить и заменяться фрагментированными формами. Поэтому придется искать способы взаимодействия между этими более мелкими единицами.

Как все это будет выглядеть, пока непонятно. До избрания Трампа предполагалось, что такой новой формой станут мега-блоки наподобие Транстихоокеанского и Трансатлантического торговых партнерств, которые придумал Барак Обама. Но поскольку Трамп выступает против этой идеи, реализовываться она сейчас не будет. Скорее всего, речь пойдет о возврате к каким-то более классическим формам, например, двусторонним зонам свободной торговли между разными странами.

— Как Россия будет встраиваться в эту новую систему?

— Я думаю, что для России это будет довольно большим вызовом. Нам потребуется какая-то совершенно другая политика. Долгие годы мы действовали реактивно. То есть реагировали на то давление, которое идет извне, прежде всего со стороны США. Но если Штаты будут сужать активность и заниматься больше своими внутренними проблемами, как это обещает Трамп, тогда надо будет формулировать что-то свое.

— А мы к этому готовы?

— По-моему, Россия интеллектуально застряла в оборонной позиции и пока не формулирует что-то помимо тактических шагов. Конечно, нужно учитывать, что сейчас вообще очень тяжело что-либо предвидеть. Какие-то стратегии постоянно пишутся, но они совершенно не работают.

Тем не менее наступает время, когда будут востребованы идеи. А с идеями у нас, к сожалению, пока так себе.

— Во многих европейских странах в прошедшем году обозначился явный «поворот направо». Эта тенденция продолжится?

— В Европе политический ландшафт изменится довольно заметно. Правый тренд усилился. Вопрос в том, как далеко он зайдет, сможет ли истеблишмент взять его под контроль, или же снова допустит какие-то неожиданные выплески, как это было с избранием Трампа или с Brexit.

— 2016-й также называют годом роста популистских настроений…

— Популизм — лукавый термин. Когда выборы приносят результат, который нравится, — это демократия. А если результат не нравится, звучат обвинения в популизме.

Волна голосования против действующего политического класса, безусловно, продолжится. В этом плане политики должны быть крайне осторожными. Премьер-министры Великобритании и Италии Дэвид Кэмерон и Маттео Ренци в этих условиях объявили референдумы — и поплатились за свою самоуверенность. Но такие результаты не были свидетельством популизма. Это материальное выражение противоречий, возникших между политической элитой и массами населения, которые перестали понимать, что делают их руководители.

— А Россия пока останется за границами этих потрясений?

— В России свои дела. У нас просто в силу специфики политической системы, а вернее — в силу специфики личности лидера, на данный момент такой проблемы нет. В нашей стране ведь популярен не режим, а президент. Он выполняет функцию Трампа, «Брекзита» и всего прочего одновременно. Если бы не было Путина, то в России к политической верхушке относились бы точно так же, как европейцы — к Брюсселю, а американцы — к Капитолийскому холму.

— Осенью появились опасения, что комплекс противоречий между Россией и западными странами впервые за долгие годы может привести к прямому военному конфликту. На ваш взгляд, они были преувеличены?

— В начале 2016 года возможность прямого конфликта была с Турцией. И одно из главных достижений состоит в том, что мы его избежали. Отношения восстановлены, а это очень важно. За это время мы убедились, как много плохого мы можем друг другу сделать. Поэтому здесь ситуация стабилизировалась.

Что касается прямого конфликта России и США, то я не думаю, что мы были близки к нему. После краха сирийского политического процесса в сентябре отношения перешли в стадию ментальной холодной войны, когда стороны ничего не хотят друг от друга кроме противостояния. К счастью, сейчас такая ситуация может измениться, поскольку меняется американская политика.

Но в целом Сирия показала, что российско-американский клинч никуда не делся. Инерция холодной войны возвращается очень легко.

— Как бы вы оценили внешнеполитические итоги 2016 года для России?

— Нам, можно сказать, везло. Но не потому, что мы что-то делаем. Просто тренд разворачивается в благоприятную для нас сторону. Те политические силы, которые сейчас приходят к власти, менее нацелены на конфронтацию с Россией, чем предшествующие.

Это, кстати, вовсе не значит, что тот же Дональд Трамп будет вести пророссийскую политику. Но при нем появляются хоть какие-то возможности, которых точно не было бы в случае победы Хиллари Клинтон. Та же ситуация складывается и на европейском направлении. Изменения будут, скорее всего, в пользу каких-то более позитивных отношений.

Очень интересно, как станут развиваться события в других частях света. Нервозность сейчас распространяется повсюду. Вопрос в том, насколько незападные системы приспособлены к тому, чтобы выдерживать эту «турбулентность».

— А можно ли назвать успешной нашу восточную политику в 2016 году?

— В общем, да. Но одновременно с активизацией отношений со странами Азии стали понятны ограничения, с ними связанные. Ко многому мы оказались не готовы. Одно дело — декларации. А когда начинается реальная работа, выясняется, что мы не все понимаем и знаем. Но это — не свидетельство провала. Все идет нормальным путем, просто не так легко, как казалось.

— Достаточно ли мы делаем для того, чтобы увести отношения на азиатском направлении от некой «китаецентричности» и как-то их диверсифицировать?

— Работа по другим направлениям движется. Примером стал, в том числе, недавний визит в Японию. Но Китай для нас все равно будет в центре. Это страна, которую обойти нельзя.

В то же время я бы пока и не переоценивал «китаецентричность» нашей восточной политики. Это, в некоторой степени, миф. Да, мы по понятным причинам сделали ставку на Китай, но зашли в отношениях с ним не так далеко, как многие полагают.

— Что принес нам 2016 год в отношениях с Украиной?

— Он не принес ничего. Не только ситуация вокруг Донбасса, но и российско-украинские отношения в целом заморозились как некая уродливая сосулька.

Этот тупик связан с рядом факторов. Пока Украина пребывает в том же промежуточном состоянии, что и раньше. Ее западные партнеры устали и сильно разочарованы. Они Украину не бросят и не перестанут поддерживать, но степень этой поддержки будет меняться.

— Чего мы добились на ближневосточном направлении, в первую очередь — в Сирии?

— Ситуация изменилась радикально. Ни о каком крушении режима Башара Асада уже речи не идет. Россия доказала, что она — ключевой игрок на Ближнем Востоке, и активизировалась на этом направлении. В целом ближневосточную политику можно записать в актив.

Но вот что будет дальше, абсолютно непонятно. Военными усилиями мы добились, чего могли. Но война не закончена. При этом воевать там до бесконечности никто не хочет. Россия — не исключение. В политическом плане и вовсе все зависло, и совсем неясно, кому с кем вести переговоры.

— Каких трендов в мировой политике стоит ждать в 2017 году?

— Как я уже говорил, в Европе грядут серьезные изменения политического ландшафта. Я не думаю, что во Франции победит Марин Ле Пен. Но победитель, которым всего скорее станет Франсуа Фийон, будет вынужден взять часть ее повестки себе.

Мы, видимо, будем свидетелями очень бурных событий в США. Истеблишмент, который потерпел поражение на выборах, не успокоится. Попытки заблокировать действия Трампа будут обязательно. К сожалению, похоже, что тараном снова станет российская тема.

На Ближнем Востоке опять-таки многое будет зависеть от политики США. После Алеппо, скорее всего, следующей целью будет Идлиб, который удерживают радикалы. Оставить все как есть невозможно. Соответственно, война будет продолжаться. Что плохо для всех.

Наконец, Китай готовится к съезду, который будет очень важным. В политической системе Поднебесной все несколько напряглось. Китай будет очень нервным весь этот год. А тут еще и Дональд Трамп собирается крушить чуть ли не краеугольные камни американо-китайских отношений.

Так что будет нескучно.

Беседовала Татьяна Хрулева