Победит ли «партия войны» в Китае?

На днях Дамаск посетила группа высокопоставленных китайских военных во главе с руководителем канцелярии по международному сотрудничеству центрального военного совета КНР контр-адмиралом Гуань Юфеем. О том, что китайские военные советники присутствуют на сирийском театре военных действий было известно и раньше, однако визит Юфея в сирийскую столицу и официальные переговоры, которые он провел там с министром обороны Сирии Фахдом Джасемом аль-Фрейджем, говорят, что сотрудничество двух стран в военной области выходит на новый уровень. В некоторых СМИ уже прозвучали утверждения, что Китай готов вступить в сирийскую войну на стороне России и Ирана. Очевидно, что если это произойдет, то расклад сил во всем регионе может серьезно измениться. О том можно ли делать сейчас столь далеко идущие выводы, «Росбалт» попросил рассказать руководителя Школы востоковедения ВШЭ профессора Алексея Маслова.

- Насколько реально серьезное втягивание Китая в войну в Сирии на стороне пророссийской коалиции?

- Вероятность этого, честно говоря, небольшая. Я просто напомню, что Китай стал делать намеки на то, что готов присоединиться к российской операции в Сирии, а точнее, выступить в качестве одного из игроков в этой войне, еще в конце прошлого года. Но при этом никаких реальных действий произведено им не было. Пекин, вероятно, просто прощупывал ситуацию. Потом были другие заявления китайских представителей, которые состояли в том, что, как только ситуация в этой стране стабилизируется, КНР готова финансировать восстановление народного хозяйства Сирии.

Сейчас ситуация опять изменилась, потому что Россия очевидным образом возобновила свою военную операцию в этой стране. Кроме того, это довольно интересный для Китая регион в плане доступа к нефти, развития инфраструктуры и всего остального. В КНР сейчас очень занервничали, потому что очень важно, кто будет участвовать в послевоенном урегулировании в Сирии. Это сейчас самый главный вопрос.

Китаю этот регион крайне нужен. Он развивал здесь отношения еще до войны, активизация их произошла в 2010-2011 годах, но в связи с событиями «арабской весны» Пекин потерял в регионе Ближнего Востока очень серьезные деньги. В первую очередь, это были средства, потраченные на создание здесь китайского лобби. Теперь он так рисковать не может и начинает издалека предпринимать самые разные попытки для того, чтобы понять, как ему действовать в Сирии.

Отсюда и возникает военный фактор. Но надо понимать, что с начала китайских реформ, проводящихся с конца 1970-х годов, Пекин ни разу не посылал за рубеж свои вооруженные силы. И тут вопрос даже не в том, сможет он это сделать или нет. Сможет, конечно. Вопрос в том, какой имидж будет у него после такой военной операции.

- Но мы ведь помним советско-китайский военный конфликт 1969 года, бои за остров Даманский, нападение Китая на Вьетнам в 1978 году?

- Я говорю о новом Китае 1980-х — 2010-х годов. Основа развития этого нового Китая была очень простая: все должно регулироваться политическими и дипломатическими способами, а главное — это развитие экономики. В этой концепции считалось, что можно торговать даже с потенциальными противниками. Классический пример - развитие торговых отношений Пекина с Вашингтоном или даже с Токио. То есть, экономика превыше всего. Имидж Китая среди его союзников в Юго-Восточной Азии и даже в Европе состоит в том, что это страна, которая не желает вести военные действия. Это очень важный имидж на фоне постоянных военных действий, которые ведут США.

Еще один момент, благодаря которому мне кажется сомнительным участие КНР в сирийской войне, состоит в том, что Китай всегда очень четко утверждал, в каких случаях он готов к проведению военных операций. Прежде всего, это отстаивание своих территориальных интересов. Речь идет о Тайване и островах в Южно-Китайском море, а также защита от вторжения. Перенос военных действий за рубеж, в регион, где очевидным образом китайских территориальных интересов по определению быть не может, означало бы изменение всей концепции китайской военной доктрины. Сделав подобное однажды, Китай может попасть в ловушку, когда подобный шаг ему будут припоминать в течение многих лет.

- Но если помните, мы с вами не так давно обсуждали маневры китайского военно-морского флота в Средиземном море.

- Да, подобные вещи они отрабатывают. Китай показывает, что «если что», то технически он может и готов сделать подобное. Но в Сирии его интересы никоим образом не были нарушены. Нет здесь и косвенного фактора, когда, предположим, США поддерживают сирийскую оппозицию, а Китай — против этого. Об этом речи вообще не идет. Я хорошо знаю, что даже среди китайских военных по этому вопросу никакого окончательного решения еще нет.

Да, в КНР есть, условно говоря, «партия войны». Она немногочисленна и представлена военными Генштаба, которые говорят, что Китай уже достаточно силен, чтобы показать свою военную мощь. Безусловно, на Председателя КНР Си Цзиньпина и со стороны этой «партии», и со стороны определенной части народных масс есть давление. И Си Цзиньпин волей-неволей должен реагировать на общественное мнение, потому что многие экономические проекты Китая дадут отдачу через много лет и для публики внутри страны они не видны. Поэтому некоторая возможность для того развития событий, о котором вы говорите, сохраняется.

Но есть еще один момент, почему оно кажется мне маловероятным. Китай никогда не выступает на стороне кого-то. Он всегда играет свою отдельную партию. И если Пекин, предположим, начнет какие-то военные действия, то они, безусловно, будут скоординированы с Россией, но он всегда предложит какие-то свои варианты.

Самое выгодное для Пекина сейчас, постоянно намекая на то, что он может использовать военную силу, не применять ее, дождаться, когда Россия сделает здесь всю «грязную работу», а затем предложить новому правительству Сирии (или старому, если оно останется) большие инвестиции в обмен на допуск к ее рынку.

- СМИ сообщают, что Китай, якобы, втягивается в эту войну, так как в ней на стороне исламистов уже принимают участие уйгурские сепаратисты. Однако, если это и так, то, вероятно, эта история началась не сегодня. Каковы реальные интересы Китая в этом регионе?

- По поводу уйгурских сепаратистов вы правы. Это некая категория людей, в количестве даже не сотен, а нескольких десятков человек, которые участвовали и в событиях «арабской весны», и даже, в отдельных случаях, в чеченских событиях 1990-х годов. Это, что называется, отморозки, которые ищут приключений на свою голову. Китай никогда на это не реагировал. То есть, если их ловят, то, конечно, наказывают, но в целом для КНР это не проблема.

Реальный интерес Китая исключительно экономический. Пекин сейчас очень активно пиарит свою концепцию «Экономического пояса Шелкового пути» и вкладывает в это гигантские государственные средства. Однако успехи его здесь не столь велики. С одной стороны, некоторые страны - от Центральной Азии, до Центральной и Западной Европы, готовы принимать у себя китайские инвестиции, но при этом о том, чтобы от этих инвестиций была большая и быстрая отдача речи пока не идет. Пекину нужно присутствие в странах Северной Африки, и Сирия, в данном случае, является очень хорошей позицией, потому что там можно рассчитывать на разработку нефтяных месторождений, что крайне важно. Плюс китайцы хотели бы поставить под свой контроль сирийскую инфраструктуру — строительство дорог, в том числе, железных, и вообще всей системы логистики и перевозок, поскольку в будущем это будет давать очень большую отдачу.

- То есть, Сирия для Китая выступает неким ключом к Северной Африке.

- Конечно! Потому что у Пекина уже сильные позиции на арабском Востоке, в странах Персидского залива, в Иордании, очень большие контакты с Саудовской Аравией. Китай прекрасно, даже лучше чем Россия, играет сейчас в свою игру с Ираном, но дальше, в Северную Африку, то есть в страны Магриба, его продвижение затруднено. И вот если сегодня в Сирии правильно сыграть, то она попадет «под КНР». Причем, малой кровью.

- Почему Северная Африка так важна для Китая?

- Дело в том, что у китайцев уже сильные позиции в Центральной Африке. Несмотря на бедность этого региона, он уже ими хорошо отработан. Например, Пекин участвует там в разработке бокситов, в инфраструктурных проектах. Они даже наладились производить сельхозпродукцию в Сомали для китайского рынка.

А страны Магриба — это, прежде всего порты, выход к их и стран Персидского залива нефтяным перевозкам, на которые китайцы хотят «сесть». Там очень сильные игроки. Прежде всего, Саудовская Аравия, за которой стоят США.

- То есть, у Китая к Сирии сугубо экономический интерес?

- Сто процентов. Но если копнуть чуть поглубже, то мы увидим, что в самом Китае нарастает кризис. Причем это измеряется не только цифрами падения роста ВВП (уже сегодня многие американские аналитики утверждают, что реальный рост ВВП Китая составляет 2%-4% в год, а не 6%, как утверждает официальная статистика). Важно то, что в КНР действительно начинается социальное недовольство. Люди на своем кошельке стали замечать торможение роста экономики и с этим нужно делать что-то серьезное. Отсюда одни предлагают повоевать, а другие говорят: давайте дождемся, когда все утихнет, и мы войдем со своим финансированием в Сирию и другие страны.

- Правильно ли я понимаю, что политически вопрос широкомасштабного участия Китая в войне в Сирии еще не решен?

- Абсолютно точно.

Беседовал Александр Желенин