Posted 27 ноября 2018,, 17:30

Published 27 ноября 2018,, 17:30

Modified 31 января, 21:28

Updated 31 января, 21:28

Такая разная глубинка: от Сморгони до Конотопа

27 ноября 2018, 17:30
Украина и Белоруссия где-то очень похожи друг на друга, а в чем-то — сильно отличаются. Это относится и к столицам, и к провинции.

Когда едешь по сельской местности в Украине, то сперва обращаешь внимание на деревни, очень похожие на населенные пункты в Белоруссии — где-нибудь под Миорами: череда полуразрушенных деревянных домов, разваливающиеся заборы, подпертые палками, превратившиеся в джунгли сады. Видно, что только в отдельных домах живут люди — и то, скорее всего, это доживающие свой век пенсионеры. Словосочетание «умирающая деревня» буквально оживает, сойдя с газетных страниц. Становится понятно, что представители власти про такое «списанное» село вспоминают только в дни выборов — когда приезжают собрать голоса. «Эффект узнавания» был потрясающий — я как будто трясся по разбитой проселочной дороге не под Сумами, а под Сморгонью. Но через полчаса попадаешь совсем в другое село. Глубинка второго типа, наглядное доказательство — в Украине есть не только деревни-призраки.

Крепкие кирпичные дома, ровные заборы, ухоженные палисадники, возле домов — не самые дешевые автомобили. Видно, что живут здесь люди работящие, хозяйственные, а главное — чувствуют они себя хозяевами на своей земле, на своем месте, с которого не собираются никуда уезжать. В Беларуси такие деревни тоже есть: населены они, как правило, протестантами, непьющими приверженцами «трудовой этики». Пример, ставший классическим, — «огуречная столица», полесская деревня Ольшаны.

Жизнь украинского села устроена принципиально иначе, чем белорусского. В Белоруссии заботливо сохраненные колхозы и совхозы стабильно обеспечивают местные деревни работой — но за совсем нищенскую зарплату. И при этом местные советы в лучших традициях СССР ограничивают частное агропроизводство. Будешь держать больше двух коров или десяток поросят — замучают проверками, налогами и разрешениями на покупку комбикормов. То есть просто себе дороже выйдет работать не только на колхоз. Отсюда и самое популярное занятие сельских мужиков — пьянство.

У южных соседей все иначе. Еще 10-15 лет назад в Украине на селе работы практически не было. Люди жили своими приусадебными хозяйствами да мелкими фермами, молодежь и крепкие мужики — уезжали в город. Но все начало меняться с развитием аграрного бизнеса. Крупные агрохолдинги, сконцентрировав под своим управлением большие площади земли, запустили массовое экспортно-ориентированное производство, которое быстро стало одной из основ экономики страны (17% ВВП). Агропроизводителям были нужны рабочие руки — и они стали крупнейшими работодателями на селе.

Конечно, сегодня желающие хорошо заработать продолжают уезжать: в города, в Польшу, а то и дальше. Но те, кто остается в своей провинции, уже не сидят без работы. На одной из молочных ферм, где мы побывали под Конотопом, зарплата — 8-9 тыс. гривен (19 — 21,5 тыс. российских рублей). Не так мало для сельских жителей, которые сами себя обеспечивают продуктами. Неподалеку на элеваторе работникам платят 10-11 тыс. гривен. И туда стоит очередь из желающих устроиться.

Сравним «деревенские» зарплаты в Украине и в Белоруссии. По данным Госстата Украины, в январе—августе 2018-го среднемесячная заработная плата в сельском хозяйстве составила 6856 гривен (16 500 рублей). С одной стороны, не так много, с другой — рост за год на четверть, а также традиционная для села самообеспеченность продуктами. А еще украинская повсеместная традиция большую часть денег выплачивать в конверте — их Госстат не учитывает.

А в Белоруссии «мимо бухгалтерии» не платят — колхозам это незачем. Так вот: средняя зарплата в белорусском сельском хозяйстве, по официальной статистике (которая в данном случае отражает реальность, а не преуменьшает ее), — 450 белорусских рублей. Это примерно 14150 российских, а на украинские — 5 910 гривен. То есть сельчане в Белоруссии уже сейчас получают меньше, чем в Украине, хотя ВВП на одну белорусскую душу населения вроде как значительно выше.

Небольшие украинские города очень сильно отличаются от белорусских. Внешне они намного более бедные, в смысле — менее ухоженные. В Белоруссии бюджеты формируются и распределяются централизованно, при этом из 118 районов страны 116 — дотационные. Проще говоря, благоустройство небольших городков, как и их коммунальная сфера, финансируются централизованно, через вертикаль власти — все местное руководство назначается лично президентом.

Выделенные Минском средства достаточно мало разворовываются — за этим следит Комитет госконтроля. В результате за последний десяток лет белорусские райцентры обрели вид, достаточно близкий к виду провинциальных европейских городов. И уж точно не похожи на сегодняшнюю российскую провинцию. Но довольно благополучная их внешность резко контрастирует с жизнью их жителей. В большинстве из них стабильный доход имеют только бюджетники: милиционеры, учителя, врачи, коммунальщики и сотрудники исполкомов. Общая беда белорусской провинции — мелкие госпредприятия, на которых работают местные жители, чаше всего убыточны. Хотя никого не увольняют, но работа там осталась лишь «формально», а потому «формальны» и доходы.

Отсюда — стремление местных жителей уехать: в областной центр или сразу в Минск. Более-менее мобильная и способная молодежь уезжает обязательно, непьющие мужики, в большинстве своем, уже «сбежали». Но в этом как раз две страны очень похожи: и в белорусских, и в украинских городах большинство жителей — женщины старше 30-ти, без обручального кольца на пальце и «с усталым взглядом».

Украинские провинциальные города в большинстве своем выглядят довольно бедно — даже если относительно ухожены. Видно, что в их коммунальное благоустройство не вкладывают таких денег, как в Белоруссии. Причина — принципиально другое государственно-административное устройство. В Украине местную власть не назначают, как в Белоруссии, а выбирают. Также совсем иначе формируются и местные бюджеты. Вот тут-то в последние годы в Украине и происходят существенные изменения. Связаны они с самоуправлением — в рамках децентрализации с 2015 года формируются территориальные общины (громады), которые сами начинают обихаживать свои города и села. Общины устанавливают налоги для местного бизнеса и торговли, взимают акцизы, получают субвенции из центра и сами распоряжаются полученными деньгами.

Об этом не рассказывают российские телеканалы, но именно благодаря территориальным общинам в маленьких украинских городках появляются качественные дороги, уличное освещение на солнечных батареях и камеры наблюдения, новые стадионы и детские сады.

Хороший пример — городок Ирпень, население которого в 2013 году составляло 43 тысячи человек, а в 2018-м — уже более 80-ти. За последние четыре года бюджет города увеличился почти в 40 раз. Развивается он стремительно, полностью под контролем местных жителей. Все проекты реализуются через тендеры. Есть категория малых проектов (5000—8000 гривен), а есть до 500 тыс. Будь то установка лавочки в парке или строительство новой спортивной площадки — за предложенный гражданином проект голосуют. Если он побеждает, то в течение года конкретный объект должен быть выполнен.

Реформа по децентрализации работает так, что уже созданные общины «соревнуются» за новые городки и поселки — чтобы именно к ним они присоединились. Денег в таких общинах больше, и обязанностей тоже больше: содержать больницы, садики, школы и т. д. Конечно, если городке есть работающий завод, и он приносит доходы в местный бюджет, то там будет больше денег на местные нужды. А в соседнем — завода нет, и бюджет меньше. Поэтому там и школа беднее, и больница обшарпанная.

Объединенная громада выравнивает эту ситуацию, и деньги достаются также «слабым» игрокам. В Ирпене, например, община работает над привлечением инвестиций, развитием бизнеса, развитием туризма. В среднем же по Украине доходы местных бюджетов растут: за 2017 год выросли на 31%, в этом году — еще на 22%. В общем, реальность такова, что бюджеты больших городов России сегодня зачастую меньше, чем бюджеты меньших по населению городов Украины. Конечно, так далеко не везде. Есть, например, Кривой Рог, с совершенно бездарной администрацией, которая даже оказалась неспособна запустить отопление в ноябре. Но таких примеров все меньше, а таких, как Ирпень, — все больше.

Отличие провинциальной Белоруссии и провинциальной Украины — в разном самоощущении людей. И там, и там — живут очень бедно. Но в Белоруссии эта бедность — законсервированная советская модель, где человек не чувствует себя хозяином на своей земле. В Украине упадок села — следствие политического и экономического сумбура двух последних десятилетий. Но здесь люди знают, что хозяева — они сами. И потому украинская глубинка меняется — с опорой на собственные силы. Белорусская — если и меняется, то за государственный счет, и люди свое будущее с ней не связывают.

Михаил Петровский