Posted 15 февраля 2019,, 23:00

Published 15 февраля 2019,, 23:00

Modified 31 января, 22:06

Updated 31 января, 22:06

В Сочи до конца не договорились

15 февраля 2019, 23:00
Любая отсрочка военной операции в Идлибе — это благо для сирийского урегулирования, полагает востоковед Александр Шумилин.

Переговоры президентов России, Турции и Ирана — Владимира Путина, Реджепа Эрдогана и Хасана Роухани, проведенные в Сочи и посвященные сирийскому урегулированию, судя по всему, закончились ничем. Не случайно российские СМИ скупы на комментарии об этой встрече, а слова Путина, сказанные по ее завершении, носят самый общий характер. Заявления же Роухани и Эрдогана свидетельствуют о том, что по одному из главных вопросов нынешней встречи в Сочи — решению проблемы провинции Идлиб, где сейчас сосредоточились основные силы сирийской оппозиции, противостоящие режиму Башара Асада, лидеры Турции и Ирана стоят на принципиально разных позициях.

Роухани заявил, что в Идлибе «надо провести очищение от террористов». Путин выразился в том духе, что он не приветствует ничего, что связано с сепаратизмом. Этим недвусмысленным посылам российского и иранского лидеров, нацеленных на силовую зачистку Идлиба, очевидно противостояло выступление президента Турции. Эрдоган напомнил собравшимся о меморандуме по стабилизации обстановки в Идлибе, подписанном министрами обороны России и Турции в том же Сочи полгода назад, 17 августа 2018. Тогда Тегеран, Москва и президент Сирии Башар Асад готовили военную операцию, которая неизбежно привела бы к большим жертвам среди мирного населения.

Меморандум по Идлибу, подписанный под давлением Турции, остановил в тот момент боевые действия в этом районе, оставив его, в то же время, под контролем исламских боевиков. На нынешней встрече в Сочи Эрдоган в очередной раз сделал совершенно недвусмысленный посыл, подчеркнув, что меморандум по Идлибу должен выполняться, дабы не допустить там гуманитарного кризиса и новых трагедий. При этом он весьма прозрачно намекнул на «провокации некоторых стран».

Обозреватель «Росбалта» попросил востоковеда, главного научного сотрудника Института Европы РАН Александра Шумилина прокомментировать результаты сочинской встречи и дать прогноз, как долго может сохраняться нынешнее весьма шаткое равновесие в Сирии.

— Как вы оцениваете результаты переговоров в Сочи?

— Очевидно, что в центре обсуждений там была проблема Идлиба. Поэтому результат этих переговоров скорее положительный, с точки зрения отсутствия шагов, которые могли быть сделаны в направлении гуманитарной катастрофы в этой сирийской провинции. Известно, что Дамаск, а также в немалой степени Тегеран и Москва не снимают с повестки дня вопрос о военной операции в Идлибе. Любая ее отсрочка дает шанс на договорное решение этой проблемы.

— То, что точки зрения Ирана и Турции на умиротворение в Сирии, несмотря на общие слова их лидеров, противоположны, было хорошо известно и раньше. Однако для меня некоторой неожиданностью стал пассаж Роухани об обеспечении прав курдов в Сирии. В связи с этим, у меня вопрос, почему глава Ирана, в котором также живет несколько миллионов курдов и где курдский вопрос также стоит довольно остро, высказался на эту весьма больную и для Тегерана, и особенно для Анкары тему?

— Да, курдская проблема для Ирана так же остра, как и для Турции. Фраза Роухани о курдах достаточно общая и главный вопрос, что он под ней подразумевал. На самом деле он хочет избежать такого решения курдской проблемы в Сирии, которое могло бы потом быть воспроизведено в самом Иране. Роухани может под словами о правах курдов подразумевать то же самое, что и Асад. То есть, чтобы в Сирии они стали полноценными гражданами и получили что-то вроде культурной автономии в виде признания курдского языка. Но автономии в том виде, в котором она существует для курдов в Ираке, они хотели бы избежать. Эта позиция Роухани по курдам корреспондируется с позицией Эрдогана и, возможно, с позицией Путина по этому вопросу.

Хотя, с учетом того, что был период, когда Москва ставила на курдов в своем противодействии Турции, у российской стороны по этому вопросу своя позиция, которая чуть ближе к курдской, чем к турецкой.

— Основной вопрос, как мне кажется, — что же дальше, после переговоров в Сочи? Понятно, что ситуация вокруг Идлиба зависает в неопределенном состоянии, но главное, что у сторон астанинского переговорного процесса совершенно разные позиции, которые абсолютно не сблизились по результатам последней встречи. А что касается Турции и Ирана, то создается ощущение, что они, пожалуй, даже разошлись еще больше…

— Вполне правдоподобные ощущения. Дальше мы можем иметь сохранение этой ситуации в таком вот замороженном состоянии. Если появится возможность (которая Москвой, Тегераном и Дамаском будет истолкована как необходимость) запуска военной операции в отношении Идлиба — ей не преминут воспользоваться. Это давление и на группировки, сосредоточенные в Идлибе, и одновременно на Эрдогана, поскольку на него возлагается миссия дерадикализации этих экстремистских организаций.

Турецкий лидер согласился с этой миссией, но выполняется ли она? Пока он осуществляет там определенный контроль, но джихадистский потенциал в Идлибе сохраняется. В каком-то смысле, в обозримой перспективе это на руку Эрдогану. При желании он может зачистить эту зону, но ясно, что у него такого желания нет. Кроме того, некоторые группировки исламистов, находящиеся в Идлибе, связанны с Саудовской Аравией. Это, разумеется, не ИГ и не бывшая «Джабхат-ан Нусра» (обе организации признаны террористическими и запрещены на территории РФ), а кое-какие другие. И там есть свои договоренности с саудитами, что те должны как-то воздействовать на свои отряды. В общем, ситуация очень непростая, так что любая отсрочка военной операции в Идлибе — это компромисс и положительный момент.

— Не кажется ли вам, что сочинский (он же астанинский) формат «на троих» ущербен именно потому, что он не учитывает интересы других серьезных игроков? Ведь он проходит без США, Саудовской Аравии, Израиля…

— Конечно. Астанинский формат изначально формировался как противоречивый, но единственно возможный в той ситуации. Поэтому у него, в лучшем случае, есть потенциал не фундаментального примирения, а первичного сдерживания. То есть, потенциал перемирия, умиротворения, упреждения вспышек боевых действий, но не кардинального решения проблемы.

Об этом, кстати, уходя со своего поста, говорил и бывший спецпредставитель Генерального секретаря ООН по Сирии Стаффан де Мистура, который подчеркнул, что формат Астаны себя исчерпал и что надо переходить к урегулированию в Сирии на базе документов ООН.

Но вот этого-то пока и не происходит и шансы на это в обозримом будущем невелики. В то же время любой резкий шаг в сторону чреват потерями для любой из сторон, поэтому все сейчас и предпочитают сохранять ситуацию в замороженном виде, одновременно готовя военную операцию, на которой настаивают генералы как в Тегеране, так и в Москве.

Беседовал Александр Желенин