Отдавать Курилы никто и не собирался

Информационный «слив», о том, что Россия фактически прекращает переговоры с Японией о заключении мирного договора, а стало быть, о проблеме «северных территорий» (острова Кунашир, Итуруп, Шикотан и гряда Хабомаи) ставит точку в длинной истории. Началась она в ноябре 2018 года, когда президент РФ Владимир Путин вдруг неожиданно заявил, что Россия в отношениях со своим восточным соседом исходит из признания советско-японской Декларации 1956 года. Напомним, что этот документ предполагал передачу Японии Советским Союзом двух из четырех спорных территорий — Шикотана и Хабомаи — после заключения мирного договора между двумя странами.

После ноября 2018 года прошла серия российско-японских переговоров, как на самом высоком уровне, так и на уровне министров иностранных дел двух государств. И вот 12 марта РБК со ссылкой на свои источники в администрации президента РФ и МИДе опубликовала информацию, согласно которой «в Кремле уже определились по поводу Курильских островов: передавать их Японии Россия не будет».

Строго говоря, уже высказывались подозрения насчет того, что на российско-японских переговорах все идет именно к такой развязке. Тем более что российская сторона начала озвучивать аргументы, неприемлемые для Японии и лично ее премьера Синдзо Абэ, который по непонятно каким причинам вдруг уверовал, что именно в его срок полномочий Россия передаст Японии спорные острова. И вот теперь эти догадки получили полуофициальное подтверждение.

Однако некоторые вопросы все же остаются. Ответить на них «Росбалт» попросил вице-президента фонда «Центр политических технологий» Алексея Макаркина.

— Насколько, на ваш взгляд, правдоподобным выглядит информационный «слив» о том, что российское руководство уже твердо решило не отдавать острова японцам?

— «Слив» выглядит вполне правдоподобно, потому что, с моей точки зрения, для российской стороны вопрос о передаче островов Японии вообще не стоял как таковой. Задача была другой. Российское руководство живет сейчас в условиях «холодной войны» против Запада. И как в любой войне, ты должен ослабить своих противников. А кто у нас сейчас противник? Те, кто вводит экономические санкции против нашей страны, кто противостоит ей, как у нас модно сейчас говорить, геополитически. Думаю, было желание разделить Америку и Японию, расколоть «большую семерку».

На самом деле, это очень похоже на ситуацию 1956 года, когда Советский Союз также хотел «отколоть» Японию от США. Правда, с одним «но». Тогда все-таки была реальная игра. Япония в то время не была так сильно привязана к Америке, там были довольно сильны антиамериканские настроения, часть японской элиты была недовольна политическим и культурным доминированием США в Японии. К тому же у советского руководства тогда был партнер по нормализации отношений между двумя странами — тогдашний японский премьер Итиро Хатояма, весьма критично настроенный по отношению к Америке. В Японии в те годы, к тому же, были достаточно сильны левые силы — коммунисты и социалисты, поэтому у СССР была какая-то возможность для серьезной политической игры в этой стране. Вот почему в Москве в то время возникли настроения развалить военный альянс Токио и Вашингтона. Когда же в 1960 году между Японией и США был подписан договор о безопасности, советско-японская Декларация 1956 года была в СССР дезавуирована.

— Насколько сильно ситуация сейчас отличается от того времени?

— Современная Япония гораздо сильнее связанна с Америкой, чем тогда. Максимум на что сегодня была согласна Япония на переговорах с Россией в отношении США, это прозондировать вопрос о том, чтобы на двух спорных территориях (Шикотане и Хабомаи), которые Москва в 1956 году обещала передать под контроль Токио, в случае их передачи японцам не были бы размещены американские войска. Но американцы, с одной стороны, вообще ничего не собираются там размещать, а с другой, для них это дело принципа: если речь идет о двусторонних отношениях, то никакая третья сторона не имеет права влиять на них.

— Почему сейчас в России решили свернуть новый раунд переговоров с Японией?

— Я думаю, в Москве почувствовали две вещи. Во-первых, что японской руководство (в первую очередь, премьер Абэ) восприняло все это всерьез, а во-вторых, что оно не готово не только рвать с Америкой, но даже предпринимать шаги, которые могли бы вызвать какие-то осложнения в японо-американских отношениях. Например, голосовать в G7 против санкций в отношении России. В этой ситуации Москва почти официально дала задний ход в этих переговорах, начала выдвигать заведомо неприемлемые для Токио условия. Но поскольку в Японии, судя по всему, продолжали на что-то надеяться, из Кремля последовали дополнительные сигналы на этот счет.

Больше того. Даже если представить себе такой сценарий, что Токио все-таки добился бы от Америки обязательств не размещать войска на Шикотане и Хабомаи и проголосовал бы против каких-нибудь очередных санкций в отношении Москвы, то, думаю, все равно Япония этих островов не получила бы. Потому что для российского общественного мнения этого было бы явно недостаточно.

В последние 25 лет эти острова вообще приобрели в России некий сакральный характер. У нас помимо традиционных аргументов в защиту того, чтобы не отдавать Южные Курилы, а именно, что они важны для нас в экономическом, военном смысле, за последнюю четверть века добавился такой аргумент, как Великая Отечественная война. Хотя это была уже не Великая Отечественная, а окончание Второй мировой, в нашем массовом сознании это одно и то же.

— Ну, да. «Мы воевали, кровь проливали…»

— Да, мы видим, что сейчас в России апелляция к той войне, победе, жертвам усилилась по сравнению с 1990-и и 2000-и годами. Это один из главных элементов легитимации нынешней российской власти: «мы преемники, мы наследники…».

— Насколько я понимаю, новый поворот в российско-японских переговорах не стал для вас неожиданным?

— Не стал. Я об этом писал еще в самом начале нынешнего года.

— На что рассчитывали наши руководители, начиная громко распиаренные переговоры с японцами в ноябре прошлого года?

— Рассчитывали на то, о чем я сказал — на возможное размежевание между Японией и Америкой. Различие реакции в Японии и России на эти переговоры состояло в том, что если японское общество, особенно значительная часть японской элиты в основном не восприняло все это всерьез (Абэ тут оказался в меньшинстве), то немалая часть российского общества восприняла это всерьез. Усилились страхи, особенно на Дальнем Востоке, что отдадут японцам, бросят…

— А не была ли тут еще с российской стороны попытка заключить с японцами мирный договор под некие туманные обещания им когда-нибудь рассмотреть вопрос об островах, не имея никакого желания реально решать эту территориальную проблему?

— Проблема состоит в том, что подобный договор, будь он заключен, не ратифицировал бы ни один состав японского парламента.

— В Кремле это понимали?

— Думаю, понимали. Задача-то, повторюсь, состояла не в том, чтобы договор подписать. Мы без договора живем сколько лет, и ничего… Просто раз уж a la guerre comme a la guerre (на войне как на войне.) — значит, задача внести раскол в стан врагов, вовлечь японцев в переговоры, чтобы они отошли от Америки. Но даже если бы японцы сделали какие-то шаги навстречу России, у нас нашлись бы аргументы, чтобы не передавать им острова. Думаю, что с самого начала со стороны Москвы была именно такая игра.

Беседовал Александр Желенин