Posted 21 октября 2016,, 13:43

Published 21 октября 2016,, 13:43

Modified 31 января, 12:26

Updated 31 января, 12:26

Зачем нам мемориальные войны

21 октября 2016, 13:43
Споры об увековечивании памяти той или иной фигуры стали в России трендом года. Дискуссии о судьбах локальных топонимов все чаще выходят на федеральный уровень.
В мае вся страна следила за заседаниями Топонимической комиссии Петербурга, гадая получит или нет безымянный мост в спальном районе города имя первого президента Чеченской республики Ахмата Кадырова. В итоге о том, что в Северной столице теперь есть «кадыровская переправа», официально объявили 16 июня — в первый день Петербургского международного экономического форума. По иронии судьбы в этот же день в городе на фасаде здания Военной академии материально-технического обеспечения установили мемориальную доску финскому фельдмаршалу Карлу Маннергейму. В течение почти четырех месяцев памятный знак обливали краской несогласные с его появлением. В итоге Российское военно-историческое общество приняло решение снять доску Маннергейму и перевезти ее в Пушкин — в Музей Первой мировой войны.
Необычайные споры в обществе вызвала установка в Орле памятника Ивану Грозному. Сторонники монумента с пеной у рта говорили о взятии Казани и Астрахани, а противники — о кровавом сумасброде. Непонимание у значительной части москвичей вызвал монтаж 16-метрового памятника крестителю Руси князю Владимиру на Боровицкой площади.
Новые прения не за горами. В Петербурге готовятся установить в конце октября мемориальную доску руководителю Белого движения в Сибири адмиралу Александру Колчаку. Уже 4 ноября в городе Александров должен быть открыт второй памятник Ивану Грозному. Существует и инициатива по увековечению в Северной столице взорванного в Донецке командира одного из подразделений ополчения самопровозглашенной ДНР Арсена Павлова (Моторолы). Его именем хотят назвать школу либо мост.
Публицист и историк Игорь Пыхалов не видит ничего удивительного в том, что памятники будоражат умы россиян. Иван Грозный, Карл Маннергейм, Ахмат Кадыров — все эти люди не были политически нейтральными, они олицетворяют определенный политический выбор. При этом они не были деятелями науки, искусства и культуры. Поэтому естественно, что их мемориалы вызывают в обществе спорную и неоднозначную реакцию.
В этом смысле нельзя говорить, что Россия чем-то отличается от Европы. Споры по историческим фигурам ведутся и в других странах. Одним «ленинопадом» в странах восточной Европы дело не ограничивается. В той же Финляндии памятник Маннергейму местные левые то и дело обливают краской.
«Последние четверть века, а если учитывать Перестройку, то и дольше, наше общество находится в неспокойном состоянии. Переходный период продолжается. Возможны повороты в ту или иную сторону. Поэтому тема памятников, а также темы тех политических проектов, которые они олицетворяют, для нас так злободневны», — говорит Пыхалов.
Он склонен считать, что порой инициативные группы по увековечиванию памяти определенной исторической фигуры, навязывая свою точку зрения обществу, просто не осознают последствий. Особенно ярко это проявилось в истории с доской Маннергейму.
«Решение по мосту Кадырова было хотя бы проведено через топонимическую комиссию. Была подпись губернатора. А в случае с Маннергеймом просто приехали люди из Москвы и установили доску. Это странный и безответственный поступок. Хотя вполне допускаю, что у нас есть какие-то силы, которые осознанно давят на болевые точки общества. Тут можно вспомнить слова Павла Милюкова столетней давности: «Что это — глупость или измена?». Вполне возможно, что глупость», — добавляет Пыхалов.
Краевед, член топонимической комиссии Петербурга Алексей Ерофеев считает, что сегодня на теме увековечения имен можно получить хороший и быстрый пиар. Этим пользуются не только политические деятели, но и организации.
«Нужно ставить памятники фигурам, которые не вызывают ожесточенных споров, как то Маннергейм или Колчак. К проблеме надо подходить осторожно, — убежден Ерофеев. — У нас поменялся общественно-политический строй. Мы стали грести другим веслом. У нас появился крен в монархическую сторону. Маннергейм — генерал царской армии. Иван Грозный — диктатор. Везде монархический след прослеживается. И при этом у нас повсюду стоит Ленин, памятники революционерам не убирают. Надо спокойно подходить к своей истории».
В Париже, например, после долгих споров был установлен памятник революционеру Жоржу Дантону, который сейчас никто не собирается сносить. Также у французов уже нет планов по повторному завалу Вандомской колонны. Во Франции можно увидеть портретные галереи президентов страны, где представлен и портрет Анри-Филиппа Петена — главы коллаборационистского правительства Виши. Показательными являются кенотафы Вестминстера. Это символические могилы, которые в том числе увековечивают память британцев, находившихся в годы гражданских войн и революций по разные стороны баррикад.
Профессор НИУ ВШЭ в Петербурге, специалист по политической истории России XVII–XVIII веков Евгений Анисимов не исключает, что наступит время, когда и в Петербурге можно будет спокойно с улицы Дыбенко свернуть в переулок Колчака. Никого такое соседство смущать не будет. Но для этого должно пройти время.
«Гражданская война у нас уже не рассматривается так жестко как, например, 40 лет назад. В Омске есть памятник красным командирам, а рядом стоит Колчак в шинели. Прежде подобное было немыслимо. А сейчас оказывается, что ничего страшно. Все потому, что время отошло, отмерла живая память участников», — объясняет Анисимов.
А вот события Великой Отечественной войны по-прежнему «горячи». И примеров тому масса. В марте петербуржец Кирилл Александров в институте истории РАН защищал диссертацию, посвященную армии Власова. В итоге прокуратура направила диссертацию на экспертизу для проверки на «экстремизм». Доска Маннергейму стала квинтэссенцией неготовности ворошить события 1941-45-х годов.
«История с Маннергеймом меня тоже зацепила. Мне почти 70 лет, я родился после войны. Но надо понимать, для Петербурга блокада — как холокост для евреев или 1915 год для армян. И Маннергейм не плохой или хороший. Он участник блокады. Да, он не стрелял, но и провиант не пускал. Нужно время, чтобы все успокоилось, — замечает Анисимов. — Вы можете сказать, а как же Иван Грозный? Вон сколько времени прошло, а вы против памятника! Могу сказать, что есть критерии, которые не меняются никогда. Эти нравственные оценки ввел в нашу историографию Карамзин. Иван Грозный убивал невинных людей, и он не был сумасшедшим, он прекрасно знал, что творил. Есть вещи, которые невозможно простить. Надо было ставить памятник не Ивану Грозному, а жертвам опричнины. Это было бы очень гуманно. Войны вокруг памятников обусловлены многими историческими и психологическими причинами. И самое главное — нашей сумасшедшей историей, которая никак не укладывается спокойно в свой гроб».
Ведущиеся мемориальные войны эксперты считают знаком того, что россиянам до сих пор «прошлое жжет пятки», оно не остыло. Уходит советская символика, появилась свобода установки самых разных монументов. Общество взрослеет — в нем зреет желание так или иначе отметить все моменты, которые с ним происходили. Но в определенных кругах это желание не находит понимания.
Ситуацию усугубляет тот факт, что сегодня на изготовление памятника не надо тратить огромных средств. Отлить монумент любимой исторической личности — спорной или нет — могут позволить себе многие. Регламентировать процесс повального изготовления мемориалов очень сложно.
Александр Калинин