После санкций: что стало с российским ЭКО?

20 сентября 2022, 16:16
Главное — сохранить общение между специалистами, рассказывает специалист в области репродуктивных технологий Алсу Сайфитдинова.

Каждый год в нашей стране с помощью ЭКО ежегодно рождается 25-30 тыс. детей. Теперь цифра может снизиться: серьезный урон российской репродуктологии нанесла пандемия коронавируса, когда центры работали с ограничениями в течение почти двух лет. Не мог не сказаться на ней и геополитический кризис, разразившийся весной 2022 года, которые принес проблемы с закупками препаратов и оборудования.

Как сейчас складывается ситуация в отрасли, корреспонденту «Росбалта» рассказала заместитель заведующего лабораторией вспомогательных репродуктивных технологий Международного центра репродуктивной медицины Алсу Сайфитдинова.

— В марте в СМИ много писали, что репродуктология в России оказалась под угрозой из-за дефицита импортных биопрепаратов и оборудования. Как вы оцениваете ситуацию теперь?

— Да, в марте действительно все были напряжены и не понимали, что будет дальше. Кроме того, резко упал курс рубля, и мы не знали, по какой цене нам обойдутся привычные препараты. К маю стало ясно, что ничего страшного не случилось — в частности потому что структура закупок в российских медучреждениях выстроена таким образом, что все контракты на будущий год заключаются еще в ноябре, а поставки назначаются на февраль.

Больше всего проблем у нас возникло с расходными материалами, которые должны были по заключенному договору прийти в марте — поставщик решил повысить цены. Непростая ситуация вышла и с поставкой запчастей для морозильного оборудования — компании запретили их поставлять, но когда это случилось, запчасти уже были на таможне в России, так что мы их в получили вовремя.

Вскоре же стало ясно, что все медицинское оборудование и препараты были выведены из санкционных запретов. Единственное — некоторые европейские фирмы столкнулись с логистическими сложностями. К примеру, в Дании мы обычно закупали среды для культивирования эмбрионов, но были вынуждены перейти на американские. У производителей из США почему-то проблем с логистикой не возникло.

А с какими материалами сейчас есть проблемы?

— Самая большая трудность связана с изменением структуры поставок — по некоторым позициям мы были вынуждены перестроиться на других поставщиков. Не могу тут не отметить профессиональную работу дистрибуторов — они очень оперативно работали и старались нас вовремя ставить в очередь.

Проблемы же возникли с расходными материалами — одноразовым полимерным пластиком, пробирками и наконечниками, чашками Петри.

К слову, в Советском Союзе многое производилось у нас, в том числе стекло, с чем сейчас тоже есть сложности… А с пластиком было трудно еще во время пандемии, когда голландцы и финны нас сильно подвели. В итоге мы перешли на китайский и мексиканский пластик.

Мексиканский? И как он по качеству — устраивает вас?

— На самом деле, выше всяких похвал. Другое дело, что когда привыкаешь использовать один материал, для перехода на другой нужно время. На подбор аналога, тестирование, адаптацию.

Активизировалось ли производство отечественных аналогов по каким-то позициям?

— Появились несколько российских компаний по производству пластика — рыбинская и барнаульская. Мы пока тестируем их продукцию, может, будем закупать у них пробирки в будущем. Единственное — вряд ли они быстро смогут наладить производство более наукоемких вещей, типа культурального пластика. Он используется для культивации эмбриона, который затем помещается в человеческий организм — то есть к нему предъявляются более жесткие требования из-за соображений безопасности. Мы в этом плане более щепетильны.

Вы говорите, что с медицинскими изделиями масштабных проблем в целом не возникло. А что насчет научных исследований?

— Да, с исследовательскими проектами все непросто, эта область оказалась уязвимой. К примеру, нам практически перестали поставлять из других стран реактивы, необходимые для молекулярно-генетических исследований.

Но есть надежда, что помогут наши компании — на сентябрьской конференции Российской ассоциации репродукции человека как раз были представители новосибирской фирмы. Их продукты для молекулярной генетики — ферменты полимеразы и наборы для полногемной квалификации и секвенирования — мы уже начали тестировать. Российские ферменты мы используем и для проведения изотермической амплификации ДНК — метод используется для исследования генетических причин нарушения фертильности. Это также область перспективных научных исследований.

Пришлось ли поднять цены на процедуру ЭКО из-за того, что поставки так лихорадило?

— Не слишком сильно: цены выросли на 10-11% в рамках инфляции, просто поднять их пришлось раньше, чем обычно. Это было сделано из-за резкого падения курса рубля и сильного удорожания импортных материалов. Но после цены стабилизировались. Думаю, для населения репродуктивные услуги в целом доступны, тем более что часть из них делается по ОМС.

И я не думаю, что в других регионах России ситуация будет хуже, так как поставщики привозят сертифицированные препараты и оборудование всем центрам. И кроме того — серьезно развиваются телемедицинские технологии, которые позволяют контролировать ситуацию удаленно. В таком формате, к примеру, в мы в последнее время стали активно работать с кавказским регионом.

По официальным данным, в России с помощью ЭКО ежегодно рождается 25–30 тысяч детей. Эта цифра теперь упадет, как считаете?

— Если честно, как специалист, чья деятельность связана с репродуктологией я бы хотела, чтобы эта цифра упала. Потому что если бы люди приняли тот факт, что детей нужно рожать вовремя и не затягивать, к ЭКО пришлось бы обращаться реже.

Как специалист я уверена, что женщине лучше родить всех детей в период с 25 до 35 лет. Хотя, разумеется, трудно что-то гарантировать в этом вопросе, так как беременность и роды — сложный этап для организма, и свести к минимуму риски не удается. Отцу же желательно быть не старше 50 или даже, по последним данным, 40 лет. Сейчас же у нас средний возраст, в котором люди решаются на первенца, приближается к 30 годам.

Что касается популярности услуг ЭКО — сегодня российские клиники занимают второе место в Европе после Испании по количеству проведенных процедур. В 2021 году в России проведено более 80 тысяч процедур экстракорпорального оплодотворения. И это еще без учета некоторых частных клиник, которые не делятся своей статистикой.

А в мире мы тоже лидируем?

— Да, эмбриология — это традиционно российская область исследований, начиная с петровских времен, когда одним из первых академиков Российской академии наук был Каспар Фридрих Вольф. Позднее в нашей стране многие годы работал Карл Бэр, который нашел яйцеклетку млекопитающих и открыл дорогу современным технологиям ЭКО. Самая престижная награда в мире по эмбриологии носит имя нашего соотечественника — Александра Ковалевского.

Признанный мировой общественностью вклад в развитие методов оплодотворения яйцеклеток млекопитающих вне тела матери внес Виктор Груздев, работавший в Казани, а первое в мире выполненное и задокументированное в научной публикации оплодотворение яйцеклетки млекопитающего (кролика) in vitro в 1934 году выполнила О.В. Красовская. Павел Светлов закладывал фундаментальные научные основы, которые легли в основу современных биомедицинских технологий. А Борис Хватов, основатель экспериментального ЭКО, и Григорий Петров выполнили и опубликовали фото первой в мире успешно оплодотворенной яйцеклетки человека (имя Г.Н.Петрова и его вклад были упомянуты Робертом Эдвардсом, получившим за создание ЭКО Нобелевскую премию).

Сказалось и то, что репродуктивные услуги в России начали развивать в рамках частного бизнеса с его инициативой, и со стороны государства есть большая поддержка, что повышает доступность высокотехнологичной помощи для людей.

А что насчет коммуникации с зарубежными коллегами? Российские репродуктологи остались в международных профессиональных сообществах или все же произошел разрыв связей?

— В начале сентября в Казани прошла XXXII ежегодная международная конференция Российской ассоциации репродукции человека. Организаторы сообщают, что ее посетили 928 специалистов из 14 стран и 80 городов России. Конечно, многие участники из государств, которые сейчас называют недружественными, приехать не смогли, но участвовали онлайн — например, из Испании, Германии, США и Великобритании.

На церемонии открытия важные слова произнес Ричард Кеннеди, президент Международной федерации обществ фертильности (IFFS): он сказал о том, что самое главное сегодня — сохранить персональное общение между специалистами, несмотря на сложные времена, когда политика вмешивается в нашу профессиональную деятельность. Он напомнил, что важно поддерживать связи и обмениваться опытом, чтобы развивать науку и помогать людям.

В апреле этого года проходила международная конференция PGDIS по репродуктивной генетике в Берлине 10–13 апреля — мне прислали приглашение заранее, и я была уверена, что поеду, но в итоге по понятным причинам не смогла. Но коллеги сделали все, чтобы мы выступили с докладами онлайн. В том же формате мы участвовали в 24 международной конгрессе IFFS (24th IFFS World Congress «Exploring New Horizons in Fertility Care») в Афинах 4–7 апреля.

А как обстоят дела с публикациями в международных научных журналах?

— Поначалу мы боялись, что нас от них отлучат, и весной очень расстроились, потому что подали две статьи в западные журналы. По одной долго не было ответа, и в итоге отказали. Но мы переподали материал в другой журнал, и там его взяли. Во втором журнале статью опубликовали сразу.

Сейчас мне на почту снова начали приходить напоминания от зарубежных научных издательств о том, что можно подать статью. Думаю, издателям, прежде всего, важен интересный контент, чтобы журнал читался — и потому статьи российских специалистов и исследователей все же будут брать.

Беседовала Анжела Новосельцева

#Общество #Главное #Всегда актуально #Петербург #Россия
Подпишитесь