Павел Пряников. Чем опасна для России зависимость от юаня

Россия стремительно юанизируется. От диктата одной валюты — доллара — мы быстро переходим к диктату другой — юаня. Объем торгов юанем на Мосбирже превысил объем торгов американским долларом и евро (в марте — 2 трлн руб. у юаня против 1,7 трлн у доллара). Но так же, как с поворотом на Восток Россия стремительно теряет маржу от продажи сырья, так и с переходом от доллара к юаню в международных расчетах наша страна сильно ухудшает свою финансовую структуру.

Главная претензия к юаню — это неконвертируемая валюта, которую нельзя свободно покупать и продавать в любой стране. Не нужно изобретать велосипед, а можно просто посмотреть, какова доля юаня в финансовых расчетах в мире. Роль юаня в международных финансах по-прежнему значительно ниже, чем роль других резервных валют (доллар США, евро, японская иена, британский фунт). Доля расчетов в юане примерно соответствует доле канадского доллара (около 2,5% от всех расчетов). Международным трейдерам и финансовым институтам мира китайский юань неинтересен.

Даже сам Китай использует юань лишь в четверти своих международных торговых сделок, а международные финансовые операции страны по-прежнему номинированы в долларах. Причем эта четверть в основном приходится на квазианклавы внутри самого Китая — Гонконг и Макао, а также приграничную торговлю со слаборазвитыми соседями — Монголией, Бирмой, Северной Кореей, Киргизией, Таджикистаном, Пакистаном.

Ни одна развитая страна в мире серьезную ставку на расчеты в юанях не делает — и вряд ли будет делать в обозримой перспективе.

Одна из главных претензий к юаню — международная валюта должна быть рыночной, а не контролироваться государством. В Китае именно государство определяет курс юаня, а также возможности расчета в нем (в том числе и запреты на сделки). «Нет рыночности — нет резервной валюты, есть искривленное пространство искусственных цен, иррациональных сделок, скрытых межгосударственных кредитов и учетных квазиденег, не выполняющих обычные функции», — говорил в свое время о юане экономист Яков Миркин.

Канадский экономист и нобелевский лауреат Роберт Манделл, который считается одним из «отцов евро», в начале 2000-х был нанят китайским правительством для создания «полуконвертируемого» юаня — хотя бы на уровне европейских валют, не входящих в зону евро (вроде норвежской кроны). Расчеты Манделла тогда показали, что даже при «полуконвертируемости» юаня темпы роста Китая упадут в 4-5 раз — фактически до 1-1,5% в год, а внешний госдолг может вырасти до 200% ВВП (сейчас он составляет 77% ВВП). Стресс-тест Манделла тогда юань не прошел, хотя сам канадский экономист стал почетным гражданином Пекина, а также почетным профессором 30 китайских университетов — в знак его заслуг, в том числе и того самого стресс-теста.

В общем, Россия переходит на юань не от хорошей жизни. Так же, как и поворот на Восток, это не какой-то осознанный выбор, хорошо просчитанный, а от нужды. Но и в таком вынужденном партнерстве России все же стоит соблюдать меру, не уходить в сильную зависимость от одного партнера.

Давайте посмотрим на структуру торговли Ирана — страны, которая находится под санкциями уже сорок лет и чью ролевую модель обещают России. Так, на Китай пришлось только 25% торгового оборота Ирана. У стран ЕС было 17%, у Индии — 14%, у ОАЭ 11% (фактически это дополнительный реимпорт продукции из Европы и США), у Турции — 7%, у Южной Кореи — 5% и т. д. Примерно такова же и структура расчетов и резервов в Иране — с высокой диверсификацией валют: юань занимает около четверти, а остальные — это евро, индийская рупия, дирхам ОАЭ, турецкая лира и т. д. Есть даже наличные доллары, реимпортируемые через страны Персидского залива.

Убежав от Запада, мы получили не меньшую, а то и большую зависимость от Китая. Ростом суверенитета тут и не пахнет.

Павел Пряников, публицист, автор Telegram-канала «Толкователь» — для Telegram-канала «Незыгарь»