Posted 22 января 2022,, 19:26

Published 22 января 2022,, 19:26

Modified 5 февраля, 07:07

Updated 5 февраля, 07:07

«В 90-е мы выиграли миллион!»

22 января 2022, 19:26
У давнего автора «Росбалта» Игоря Ротаря вышла книга, посвященная на этот раз не путешествиям, а анализу тенденций постсоветской журналистики.

У «странствующего репортера» Игоря Ротаря вышла очередная, четвертая по счету книга — «Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней».

— Насколько я понимаю, нынешняя книга принципиально отличается от предыдущих?

— Да, в предыдущих книгах я рассказывал о своих путешествиях «по горячим точкам», кризисным регионам, а в этой книге я концентрируюсь на проблемах журналистики. В первой части я рассказываю о разных аспектах российской журналистики как таковой. Я пишу о стилях российской прессы, ее «нравах» и о многом другом.

— И какие же «стили» есть или были у российской журналистики?

— Помню читал воспоминания какой-то журналистки «Известий» советских времен. Она потешалась над неким коллегой, не читавшим «Повести Белкина» и другую классику. С точки зрения дамы, это был явный признак профнепригодности. При всем своем уважении к классике я твердо убежден, что современный журналист вовсе не обязан быть образованным человеком в гуманитарной сфере. Можно писать великолепные аналитические статьи и репортажи и не знать ни одного стихотворения Пушкина.

Дело в том, что советская журналистика была скорей литературой. Впервые новый, так называемый «англосаксонский» стиль ввел в российской журналистике редактор «Независимой Газеты» Виталий Третьков. В «Независимой» стилю придавали приблизительно такое же значение, как в научном журнале. Главное было донести новую информацию, уметь анализировать.

Кстати, в своей книге «Как стать знаменитым журналистом» Виталий Товиевич объясняет, почему англосаксонская журналистика отличается от российской. Дело в том, что в Великобритании она появилась уже тогда, когда в стране существовала развитая литература, а в России литература и журналистика появились одновременно; от этого и произошло их смешение.

В общем, с началом перестройки в России появились как газеты «англосаксонской» школы («Коммерсантъ», «Независимая», РБК, «Ведомости»), так и прежней российской («Новая Газета», «Общая Газета»).

— То есть в российской прессе есть газеты всего двух стилей?

— Нет, это не так. В перестроечные годы появилось еще одно новое явление в российских СМИ — так называемая «желтая пресса». Эти газеты рассматривали ценность новости, исходя из объема аудитории, которую эта новость привлечет. Журналистка «Комсомольской правды» Л.А.Васильева сформулировала критерии отбора новостей: броскость (наркоманы украли в парке лебедей и сделали из них шашлык), оригинальность (две бабки в деревне не могли поделить деда и одна подожгла принадлежащий другой бабке сарай с сеном), прикольность (конкурс на лучший обогреватель в условиях, когда в регионе среди зимы нарушилось отопление), оглушительность (испытание на журналистах газеты препаратов от импотенции). Наиболее же предпочтительные темы в желтой прессе: секс, еда и цены.

— Насколько сильно нынешняя журналистика отличается от той, что была в 90-е?

— Просто колоссально. В 90-е мне посчастливилось работать в «Независимой Газете» созданной Виталием Товиевичем Третьяковым. Это была действительно независимая газета, цензуры в ней не существовало в принципе! В одном номере часто выходили статьи с прямо противоположными взглядами на произошедшее событие. С командировками в газете тоже не было проблем: езжай, куда хочешь и пиши!

Пусть и в несколько меньшей степени, но та же свобода царила и в других СМИ. Журналисты чувствовали себя счастливыми людьми. Как сказала мне тогдашний корреспондент «Московского Комсомольца» Юлия Калинина, «у меня было такое ощущение, как-будто я выиграла миллион», и я с ней полностью согласен.

— Да, журналистам 90-х можно позавидовать. Наверное, все силы уходили на работу, на другое времени просто не оставалось.

— Не стоит нас идеализировать. Нравы в журналистской среде были очень раскованные. К примеру, очень многие женщины этой профессии матерились.

— Ну, сейчас эту манеру переняли и очень многие представители чуть ли не всех профессий.

— Увы, да. И все же одна такая характерная «картинка» из прошлого: журналистки одной из редакций «Независимой Газеты» приветствовали меня «просьбой» показать… ну, в общем, вы понимаете. Это, конечно, не было предложением, сделанным всерьез, а просто «милой шуткой».

Другой «привычкой» тогдашних журналистов была немалая любовь к зеленому змию. Пить в редакциях часто начинали где-то уже с трех часов дня. Многие мои знакомые журналисты умерли от алкоголизма, не дожив и до 50-ти.

Помню такую историю про ныне покойного фотографа «НГ». В редакции слушают сообщения из захваченного боевиками Радуева Кизляра: «В заложниках оказался также фотокорреспондент „НГ“, фамилию которого установить не удалось». Журналисты переглядываются. Все понимают, что Володя был настолько пьян, что не смог сказать свое имя.

— Ладно, вернемся в настоящее. На ваш взгляд, сейчас в России действует абсолютная цензура?

— Я бы не стал утверждать столь категорично. Так, цензура (вопреки мнению либералов) в тех СМИ, где я работал, была минимальна. Мне кажется, что Кремль действует по-другому. Довольно значительная свобода слова сохраняется даже в проправительственных СМИ; просто периодически в них «сливают» нужную Кремлю информацию. Ну и плюс, конечно, контроль над наиболее рейтинговыми ТВ каналами и газетами.

То есть Кремль заботится не о цензуре, как таковой (учитывая, что в интернете найти альтернативную информацию совсем несложно), а о том, чтобы зомби-обыватель смотрел правильные каналы.

Правда, ситуация ухудшается с каждым днем. Взять хотя бы закон об иностранных агентах. Присваивая этот статус независимым СМИ, Кремль добивается того, что предприниматели боятся давать в них рекламу.

Но лично я пока, слава богу, с явной цензурой сталкивался крайне редко. Другое дело, что теперь пресса стала гораздо циничней, и ее интересует гораздо более узкий диапазон тем. Да и в командировки теперь особенно не поездишь. Нынешние журналисты в основном сидят в Москве и просто копируют новости из интернета, снабжая их примитивными комментариями.

Другим новшеством стала «партийность» СМИ. Я убежден, что журналист должен работать «без гнева и пристрастия», соблюдая нейтралитет в любом конфликте. Увы, сегодня такая позиция очень не модна. И «либералы», и государственники требуют, чтобы «автор определился с кем он». A я вот принципиально этого делать не хочу. Работать пропагандистом (на любую из сторон) мне просто скучно.

— То есть вы считаете, что либеральные СМИ тоже необъективны.

— К сожалению, это так. Так у меня лично были случай, когда либеральное СМИ отказало мне в публикации статьи, так как они «работала в пользу Путина». Или взять американскую прессу. Расскажу о тех темах, которыми занимался в ней сам.

Например, во время войны в Югославии невозможно было написать статью, хоть частично оправдывающую действия сербов. А в нынешней ситуации в Восточной Украине безоговорочная правда, естественно, на стороне украинцев, противостоящих «российской оккупации». Хотя формально американские журналисты и пытаются быть «объективными и нейтральными», в реальности статьи получаются «черно-белыми», четко выражающими позицию одного из участников конфликта.

Или взять работу советологических центров. Так, во время первой войны в Чечне сотрудники фонда, где я работал, называли в своих статьях чеченскую столицу не Грозный, а Джохар (после смерти Дудаева сепаратисты переименовали город в его честь). Это было бы правомерным лишь в случае признания Вашингтоном независимости Чечни, а этого, естественно, не было.

Правда, справедливости ради, стоит добавить, что американские СМИ действуют все же не так грубо, как многие российские пропагандисты, например, ведущие программы «60 минут».

— То есть «свобода прессы» — это миф повсюду?

— Сейчас — да. A вот в 90-е российские СМИ были по-настоящему свободны. Возможно, что это единственный такой прецедент во всем мире.

Но, пожалуй, больше я ностальгирую даже не по тому ощущению свободы. Мы были очень амбициозны и искренне верили, что нам удастся изменить мир. В чем-то мы были похожи на комсомольцев 30-х годов, только с противоположным знаком. И, кстати, по крайней мере тогда, наше влияние реально было велико: к статьям журналистов прислушивались, их реально боялись. Увы, теперь все это уже оказалось в прошлом.

Беседовал Анатолий Михайлов